Имя Леонида Гайдая для миллионов зрителей прочно связано с искрометными комедиями, которые давно стали народным достоянием. Однако мечты великого режиссера не ограничивались бесконечными историями о Шурике, Трусе, Балбесе и Бывалом.
Сегодня, в день, когда постановщику могло бы исполниться 102 года, вспомним о не самых известных (и безумно грустных) страницах его биографии. Гайдай хотел снимать драму. Мощную, серьезную, наполненную глубокими смыслами.
Он начал свой путь в кинематографе именно с драмы, но быстро оказался в жестких рамках, в которых ему предстояло быть комедиографом — народным, любимым, легким, но все же не тем, кем он хотел быть.
Его первая серьезная попытка — фильм «Долгий путь» — была встречена критикой холодно, и вскоре ему посоветовали «идти в комедию». Совет оказался судьбоносным. Он стал королем эксцентрической комедии, но в душе продолжал мечтать о другом.
«Идиот» мечты
Одним из главных нереализованных проектов Гайдая стала экранизация «Идиота» Федора Достоевского. Режиссер спал и видел, как снимает глубокую, психологически выверенную картину, в которой исследовал бы судьбы людей, сломленных и возвышенных своим временем.
Однажды, во время съемок «Частного детектива, или Операции "Кооперация"» в 1989 году, он неожиданно для всех признался Дмитрию Харатьяну, что хотел бы видеть его в роли князя Мышкина. Это признание прозвучало странно. Как если бы Чарли Чаплин вдруг сказал, что мечтал сыграть Гамлета.
Но Гайдай не шутил. Он смертельно устал от необходимости смешить. Он хотел создать нечто великое, трагическое, подлинно русское. Но никто не позволил бы ему сделать это. Для зрителей, для чиновников, для студийного начальства он навсегда остался «человеком, который веселит». Никто не был готов принять от него «Идиота».
Ускользающий «Бег»
После оглушительного успеха «Бриллиантовой руки» Гайдай впервые почувствовал, что может себе позволить снять нечто «не комедийное». В 1968 году он подал заявку на экранизацию «Бега» Михаила Булгакова — сложного, пронзительного произведения о людях, потерявших Родину и себя. Это был бы фильм совсем другой Гайдай — мрачный, метафоричный, честный.
Но заявку режиссера отклонили. Взамен «Бег» отдали Александру Алову и Владимиру Наумову. Это стало болезненным ударом. Гайдай вдруг понял, что в глазах кинематографического начальства он не серьезный режиссер, не философ, не мыслитель.
Ему велели снимать комедии, и ничего больше. Он мог бы бороться за свою мечту, но… не стал. Возможно, потому что уже знал – его главная битва проиграна заранее.
Те, кого не пустили в кадр
Кадр за кадром, сцена за сценой, он создавал образы, которые полюбила вся страна. Но были и те, кого не пустили в его фильмы. Так, Леонид Иович мечтал видеть в «12 стульях» Фаину Раневскую в роли мадам Грицацуевой. «Этого не будет!» – отрезали чиновники. «Слишком самостоятельная», «слишком сложная», «слишком узнаваемая».
В «Кавказскую пленницу» он хотел взять на роль главной героини совсем другую актрису — но его убедили, что «студия настаивает на Наталье Варлей».
Но самым болезненным отказом стала история с Юрием Никулиным. Они сняли вместе «Бриллиантовую руку», создав один из самых любимых образов отечественного кино. Однако Гайдай мечтал снова работать с Никулиным — в «Иване Васильевиче», где тот должен был сыграть царя Ивана Грозного. Но тоже не срослось.
Усталость от смеха
К концу 80-х Гайдай был уже не тем, кем был раньше. Он видел, как рушится страна, как исчезает кинематограф, который он создавал. В 90-е у него не осталось сил бороться за свою мечту. Последний его фильм «На Дерибасовской хорошая погода, или На Брайтон-Бич опять идут дожди» вышел в 1992 году — это было прощание с эпохой. Не той, что ушла, а той, что никогда не наступила.
В 1993 году Леонид Гайдай ушел из жизни. Он так и не снял «Идиота», «Бег», ни одну серьезную драму, о которых мечтал. Он остался в памяти народа как великий комедиограф, а также как человек, которому не дали право стать тем, кем он хотел быть.
Ранее мы писали: Всего один советский фильм в кинотеатрах Союза увидело больше 100 миллионов зрителей: Гайдай с Рязановым о таком и не мечтали
