В прокат вышла провокационная с самого названия драма «Крым» Алексея Пиманова. Фильм, острый по определению и эмоциональный до краев, старается держать фокус на любви в контексте зреющего национального конфликта, не сбиваясь в политику и очевидные лозунги. По сюжету – во время крымского кризиса парень из Севастополя и девушка из Киева пытаются сохранить отношения и не потерять чувства за политическим самоопределением и поиском правды.
Режиссер рассказал корреспонденту «Киноафиши», какая сцена далась ему тяжелее всех, и чего он хотел добиться, снимая «Крым».
Вы говорили, что были в Крыму в марте 2014-го. Что вам запомнилось?
Алексей: Эмоции людей. Я их видел, в отличие от многих журналистов, которые пытаются что-то писать, говорить и рассуждать об этом. Они, сидя дома на кухне где-нибудь в районе Мурманска, Москвы или Санкт-Петербурга, думают, что все знают, и поэтому судят. А это такая дискредитация профессии журналиста... Если ты хочешь об этом написать – поезжай на место, походи, подыши тем воздухом, поговори с людьми. А лучше тогда, три года назад, когда страшно было, могла быть война и в любой момент могли убить. Это я говорю своим западным коллегам.
А у людей я видел страх перед войной. А еще совершенно фантастическое ощущение, что вышли мужики и защитили. Вот вдруг они возникли. Ведь нам объяснили лет 20 назад – нас не защитят, у нас нет армии, нет мужиков, которые принимают решения – сильные мировые. Потому что эти люди боятся: «Я свои денежки потеряю, которые лежат в банке…(где-нибудь в Нью-Йорке или Швейцарии), а у меня дети учатся в Лондоне... Я человек мира». А если ты человек мира, тогда и живи как мы. А если лезешь в политику и начинаешь принимать решения, то сделай так, чтобы твое будущее было в этой же стране. Порошенко не независимый человек, у него миллиарды лежат на Западе, и он никогда не будет независимым, потому что его деньги обнулят в одну секунду, и этого он больше всего в жизни боится. А здесь есть люди, которые реально могут принимать по-настоящему независимые решения, вот они его и приняли, потому что там должны были убить 40-50 тысяч людей, там должна быть гражданская война. А когда мне говорят: «Что вы придумали?», я отвечаю: «Я знаю, что там должно было быть». И крымчане знают, какой войны они избежали, потому что там был бы Донецк, только страшнее, ведь это полуостров, он стал бы просто паровым котлом. Эти эмоции я видел – люди чувствовали, что их защитили...
А какие реальные истории легли в основу сюжета?
Алексей: Я никогда не расскажу, что там было в реальности, потому что я слишком много знаю как президент медиа-холдинга «Красная звезда». Правда, история с самолетами, когда один зашел в хвост другому и должен был стрелять по команде из Киева, но не стал – это реальная история. Выстрелил бы – случилась бы война. И история с автобусами реальная [участники «Правого сектора» (запрещенная в России организация) напали на пассажиров автобуса], хотя если залезть в интернет посмотреть – там было страшнее. Посмотрите, как крымчане, приехавшие после этого в Симферополь, рассказывали, что с ними делали. Площадь Нахимова и встреча «Беркута» – тоже реальны. У нас как раз снимались те, кто их встречал, и те же мужики, что стояли на вокзале.
Каково это работать с людьми, которые были участниками событий?
Алексей: Мне было очень легко. Мы были на одной волне и все прекрасно понимали. Ведь о них, о людях никто не думал – что они хотели, о чем 23 года мечтали – никто не думал. О них сейчас говорят, как о мешке с картошкой: «Давайте отдадим Украине?». Вы что? Они же граждане России, их 2 миллиона! Поэтому, когда мы с ними работали, то понимали, что и про что мы снимаем.
Очевидно, что это очень личная для вас история, не менее болезненная, чем для других россиян, украинцев. Какой для вас был самый сложный эпизод в картине?
Алексей: Мне очень тяжело далась сцена гибели Петра [играет Алексей Комашко]. И Роме Курцыну тоже. Мы еле вылезли из этой сцены, а потом двое суток отходили, потому что когда такие актеры проигрывают подобные моменты, я тоже в них полностью погружаюсь… Но вообще, это кино снималось в большой любви – к полуострову, к людям, к замечательным актером, к нашему великому делу...
Вы, кстати, не раз подчеркивали, что это кино именно о любви. Но как удержаться на этой тонкой грани между политикой и человеческой историей?
Алексей: Надо снимать так, как ты чувствуешь. Почему-то мы начали говорить о том, что у нас режиссеры не имеют право снимать то, что они хотят. Звягинцев, допустим, имеет право, а Пиманов не имеет. Или Велединский имеет право, а Михалков нет. Но это же бред! Вот у меня в этом фильме государственных денег процентов 10. Все остальное я просто нашел – попросил помочь своих друзей, которые после прочтения сценария сказали: «Если это кино будет о любви, чтобы объединить два народа, конечно, мы дадим денег». Государство дало примерно 30 миллионов, и это не 400-500 как у других, поэтому я абсолютно чист и спокоен. Я имею право. Я вчера на премьере в Кремле сказал: «Почему-то люди решили мне, уже не маленькому мальчику, запретить на своей собственной территории, в собственной стране снимать кино, которое я хочу». Не потому, что мне кто-то заказал, а потому что меня это очень волнует, потому что я не хочу, чтобы воевали, не хочу, чтобы Украина была чужой страной… У меня жена сына из Луганска, и ее родители там до последнего сидели – их еле вывезли, когда уже дом начали бомбить. «Крым»? Пропаганда? Пропаганда чего? Мне, честно сказать, на все эти разговоры все равно, я сделал то, что сделал. Люди встают и плачут. Я своего добился.
Беседовала Инна Син
