Умопомрачения и судороги власти, или Больная совесть царей. Страшные муки полубезумного царя Саула так искусно и самозабвенно переданы Флорианом Бешем, что мы начинаем сочувствовать этому «тирану и сумасброду». Актерское совершенство певца делает его работу сценическим шедевром. Но рядом с ним и четверо «молодежных» персонажей в утонченных, отшлифованных интерпретациях оказываются не достойным фоном, но уверенным противовесом мучающемуся злодею. Тем более что и юный герой Давид, став царем, не гнушается убийством и, как по наваждению, начинает мучиться уязвленной совестью. Для немецкого режиссера Клауса Гута любая самая старинная, обросшая легендами история без труда находит себе место внутри переплетений судеб из дня сегодняшнего. Иудейский царь Саул уже немолод и потерял свою былую силу. Юный пастух Давид ударом из пращи убивает великана Голиафа и приносит иудеям победу. Рождается новый герой — и это повергает Саула в ужас и в ярость. Тем более что этот Давид еще и похож статью и энергетикой на знаменитого флорентийского микеланджеловского супергероя — английский контратенор Джейк Ардитти поет нежно, по-английски, но актерски создает поначалу мощный образ цельного, пышущего позитивом, просветленного праведника. К нему тянутся дети Саула, тянутся и духовно, и чувственно — один из эпизодов спектакля являет нам любовный квартет в тесном телесном переплетении. Царевич-джентльмен Ионафан (Руперт Чарлзуорт), полная сладострастия и высокомерия Мерова (Анна Прохаска) и «тургеневская барышня» Мелхола (Джулия Семенцато) как будто бы ищут в эротическом соединении с Давидом просветления и экстаза. Хор, играющий в этой оратории важную роль (яростно отдающийся действию Хор имени Арнольда Шенберга), превращен режиссером в вопрошающий и оценивающий хор из греческой трагедии. Работа дирижера Кристофера Мулдса, знакомого нам по его работам в Большом театре, выше всяких похвал — его виртуозность впрямую направлена на вскрытие «тайных смыслов». Весь спектакль производит впечатление пылкого и выверенного артхаусного фильма.