Канны и другие фестивали теперь обязаны половину программы составлять из фильмов женщин-режиссеров?
Нет. В этом году в Каннском конкурсе показали 21 один фильм, 4 из них были сняты женщинами (в 2005-м, 2010-м и 2012-м не было ни одного) — так что говорить о 50-процентном соотношении в любом случае не приходится. В прошлом году руководство киносмотра действительно подписало документ, составленный французской организацией «5050x2020», которая ставит своей целью добиться гендерного паритета в кино к 2020-му году (в число учредителей входят, например, актрисы Лея Сейду и Лили Роуз Депп, режиссерки Селин Сьямма и Ребекка Злотовски; аналогичные или похожие по повестке движения существуют во многих странах, от США до Греции). Этот меморандум не накладывает на фестиваль никаких обязательств по гендерному балансу в основных программах — он в основном связан с более детальным сбором информации о составе участников, претендентов на участие и сотрудников фестиваля, а также с устранением неравенства там, где его проще всего устранить (например, составить отборочный комитет напополам из мужчин и женщин). В соответствии с документом в этом году Каннский фестиваль впервые предоставил подробную статистическую справку о гендерном составе в разных секциях. Однако, меньшие по масштабу и финансированию, более экспериментальные фестивали уже сегодня отчитываются о гендерном балансе и в своих программах; так, женщины стали режиссерами или со-режиссерами 40% игровых картин, показанных в этом году на фестивале в Трайбеке. Эксперты утверждают, что на Каннском фестивале ничего подобного в ближайшие годы не произойдет.
Но квоты для женщины все-таки существуют?
Швеция стала первой страной, где женщины и мужчины имеет равный доступ к государственному финансированию их кинопроектов (это не касается частных инвестиций). Подобная инициатива связана с многолетним пребыванием у власти правительства, называвшего себя «феминистским». Гендерное равенство касается всех областей шведской жизни: так, после рождения ребенка оба партнера (они могут быть и однополыми, поскольку в Швеции легализованы разные типы браков, но большинство пар по-прежнему остается разнополыми) имеет равные права на отпуск по уходу за ребенком. Это означает, что женщины раньше, чем в других странах, возвращаются на рынок труда, а мужчины формируют более устойчивую психологическую связь с детьми, за которыми ухаживают наравне с женщинами с первых месяцев жизни. Однако и в Швеции по состоянию на конец 2018-го женщины-режиссеры до сих пор имеют меньше доступа к крупнобюджетным постановкам. В других европейских странах до гендерного паритета еще очень далеко: так, в Италии в 2017-м году 90,8% фильмов были сняты мужчинами.
Все эти квоты не имеют никакого отношения к искусству, это просто политика
Искусство — это сфера человеческой деятельности. Как и любая человеческая деятельность, оно не существует в безвоздушном пространстве — его для людей делают другие люди, у которых есть чувства, воспоминания, взгляд на мир, желания, идеи, истории, политические взгляды и потребность в их высказывании. Отказывая «политическому» в праве на существование, выводя его за рамки «искусства», мы отсекаем от человека человеческое. Отношения между полами связаны с экономическим укладом, о чем убедительно высказался Фридрих Энгельс в своей классической работе «Происхождение семьи, частной собственности и государства» (1884). По мере распространения контрацепции, увеличения продолжительности жизни, перехода от физического труда к интеллектуальному, появлению горизонтальных структур и социальных гарантий, деторождение перестало быть единственной обязанностью женщины — у нее освободились силы и время для иной деятельности. Но технологический прогресс опережает общественный, поэтому инерция отношения к женщине как к «не совсем человеку» до сих пор еще очень сильна. Кинематограф не исключение: «женские» истории по-прежнему воспринимаются как нишевые и маргинальные, «мужские» — как дефолтные и универсальные, причем как мужчинами, так и самими женщинами. Идущие сегодня в мировом кинематографе процессы — борьба за то, чтобы «женский» (или шире — «не-гетеронормативный») взгляд на мир перестал восприниматься как взгляд «меньшинства». «Женщины не меньшинство в нашем мире, но состояние нашей индустрии говорит об обратном», — эти слова прошлогоднего председателя Каннского жюри Кейт Бланшетт напомнили о том, что 81% людей, принимающих решение в Голливуде — мужчины, которым часто просто не приходит в голову, какие потребности и интересы могут быть у женщин.
Профессиональный критик и куратор всегда сможет отличить «настоящее искусство» от «ненастоящего», гендер тут ни при чем
Дело не в том, что критик-мужчина не способен воспринять женский взгляд на мир, дело в том, что он часто не понимает, зачем это делать. Восприятие «мужского» как дефолтного, а «женского» как нишевого помещает многие произведения в слепую зону для критика или куратора — это как если бы вы называл стихотворение бездарным только потому, что оно написано на незнакомом вам языке. В последние годы все чаще звучат разговоры о том, что представление о «хорошем фильме», «хорошем вкусе» во многом связаны с происхождением и образованием зрителя. Если программу фестиваля и мнение о ней формируют в основном белые мужчины из благополучных семей, то огромное количество «непохожего», неблизкого им в силу опыта, может оказаться за бортом, не получить необходимую маркировку «произведение искусства». Хороший пример подобного искажения только что продемонстрировала российская кинопресса, аккредитованная на Каннском фестивале. В большинство отечественных итоговых рейтингов в качестве лучшего попал фильм Абделатифа Кешиша «Мектуб моя любовь: Интермеццо», имеющий среди англоязычной прессы на Rotten Tomatoes провальный рейтинг 11% и обвинения в эксплуатации актеров и мизогинии, в то время как почти ни в одном русскоязычном обзоре не фигурировала картина Селин Сьямма «Портрет девушки в огне». Сегодня этот фильм, получивший приз за лучший сценарий, считается основным претендентом от Франции на «Оскар». В ежедневном рейтинге фестивальной кинопрессы журнала Screen International (в котором голосовал и наш соотечественник Антон Долин) он занимает второе место после победивших в итоге «Паразитов». В пост-фестивальном опросе 50 критиков IndieWire он также находится на одном из двух лидирующих мест. Фактически, русскоязычная пресса — состоящая в основном из мужчин, оторванная от мировой повестки и существующая в тренде путинского консервативного поворота, с удовольствием посмотрела на голые женские тела у Кешиша и провозгласила их «искусством», но оказалась неспособна воспринять историю о художнице и музе, рассказанную женщиной с точки зрения женщины (и намеренно не включающую сцены секса, приятные для мужского взгляда) — и отечественная аудитория почти ничего не узнала о фильме, который в мировой прессе назван выдающимся. Так и действует «слепые пятна» в разговоре об «искусстве». Похожая история случилась и с картиной «Атлантика» французской режиссерки сенегальского происхождения Мати Диоп, про который русские критики писали, что она попала в конкурс «по квоте» для меньшинств: увидев на экране «чужое», многие русские коллеги просто не смогли поверить, что кому-то этот фильм оказался близок и вне политической оптики (ирония заключается в том, что сразу после фестиваля «Атлантику» купила компания Netflix, вечный идеологический соперник Канн, которого точно не упрекнешь в выполнении французских гендерно-расовых квот).
Может быть, женщины просто действительно менее талантливы как режиссеры?
Это не так, хотя для подтверждения и опровержения подобного тезиса у нас пока мало данных. На протяжении XX века кинорежиссерами были в основном мужчины, точно также как предыдущие века почти не оставили нам имен женщин-композиторов или женщин-художниц — просто потому, что никакой профессиональной или творческой карьеры для женщин до недавнего времени не предполагалось. С тем же успехом можно сказать, что народы Северного Кавказа не имеют способностей к кинорежиссуре, ведь известных режиссеров из этого региона не существовало, как не существовало там и киношкол — до тех пор, пока в 2011 году Александр Сокуров не набрал из числа местных жителей свою мастерскую в Нальчике; теперь авторов, родившихся на Северном Кавказе и рассказывающих нерассказанные истории из этого региона, появилось сразу несколько — в том числе Кантемир Балагов, только что получивший в каннском «Особом взгляде» приз за лучшую режиссуру (и точно не по квоте: для европейской публики он réalisateur russe). Но даже если исходить из популярной у нас теории «великие женщины-режиссеры существуют, но они стали великими из-за таланта, а не из-за гендера», нельзя не заметить очевидной несправедливости. Например, до сих пор не существует ни одной женщины, ставшей полноправной обладательницей Золотой пальмовой ветви Каннского фестиваля: таковой считается Джейн Кэмпион, но ее пальма за «Пианино» в 1993-м году был разделена с фильмом Чэня Кайгэ «Прощай, моя наложница». В прошлом году реальным претендентом на главную премию была Аличе Рорвахер с картиной «Счастливый Лазарь», однако, жюри во главе с Кейт Бланшетт присудило победу «Магазинным воришкам» Хирокадзу Корээды; возможно потому, что отдать первую полноценную пальму женщины — это слишком радикальное политическое заявление, а отдать ее мужчине — в порядке вещей и никто не удивится. Таким образом, получается замкнутый круг, который пока не удалось разомкнуть: мужчины-продюсеры не видят ценности в историях женщин-авторов и не дают им финансирование, а если дают, то картины не получают больших призов — в результате получаем бесконечно воспроизводящийся аргумент для сторонников теории «женщины менее талантливы, чем мужчины».
Но что поделать, женщины действительно менее интересны публике, чем мужчины
Это уже не так. В прошлом году появились статистические данные о том, что в 2014-2017-м годах фильмы с женщинами в главной роли в американском бокс офисе собирали больше денег, чем фильмы с героями-мужчинами. В том же исследовании говорится, что больше шансов на успех появилось у картин, которые проходят так называемый «тест Бекдел» (по имени художницы комиксов Элисон Бекдел, персонажи которой формулируют простые правила: фильме должны быть хотя бы две героини-женщины, у них должны быть имена и они должны разговаривать между собой — не о мужчинах). Все это, однако, совершенно не означает, что гендерный баланс в индустрии будет вскоре достигнут, ситуация пока далека от справедливой: несмотря на успех женщин-героинь в бокс-офисе, в 2017-м году десять самых высокооплачиваемых актрис Голливуда заработали $186 млн., а десять самых высокооплачиваемых актеров — $748,5 млн. Это значит, что актриса приносит студии больше доходов, чем мужчина, но ее труд по-прежнему ценится приблизительно в шесть раз меньше. Не намного больше стало женщин и среди режиссеров. Проблема, как уже было сказано выше, в доступе к финансированию. В том же Каннском статистическом отчете указано, что в основных программах демонстрируется 27% «женских» полнометражных картин и 42% короткометражных — по этим данным можно сделать косвенный вывод, что получить деньги на полный метр даже талантливым женщинам с удачными короткометражными работами в целом сложнее, чем их ровесникам-мужчинам.
Западный феминизм нам не подходит, у нас все по-другому, да и женщин-режиссеров полно
В России действительно много женщин-режиссеров. Отчасти это связано с тем, что профессия режиссера не является настолько престижной и высокоплачиваемой, как, скажем, профессия топ-менеджера госкорпорации, поэтому женщине легче в нее проникнуть. Однако, несмотря на многие проблемы, одинаковые для России и для всего мира (например, разница в оплате труда между мужчинами женщинами), и откровенный сексизм лидеров профессии и мнения (достаточно почитать недавнее интервью Андрея Кончаловского агентству ТАСС, в котором он утверждает, что женщины физиологически не приспособлены к режиссуре), у нас в стране женщины-кинематографисты пытаются приспособиться к патриархальной нормативности, не создают общественные движения подобные комитету «5050x2020» и не пытаются создавать произведения, затрагивающие проблемы гендерных противоречий, глубоко исследующих женскую природу (в отличие о того же Кантемира Балагова, который снял уже две пронзительные работы о женских судьбах). В бокс-офисе лидирует фильм «Т-34», где к единственной героине не обращаются по имени, у нее почти нет реплик, она ходит в платке и ее единственная функция — забеременеть в финале от одного из героев. В арт-кино ситуация не лучше: так, в прошлом году на Кинотавре победила картина Наталии Мещаниновой «Сердце мира» — фильм, в котором главными злодеями показаны юные эко-активисты (а эко-активистская повестка часто совпадает с феминистской), а в качестве незыблемой основы русской жизни утверждается психологическое и физическое насилие; снятый женщиной фильм, максимально далекий от феминизма, одной из целей которого является снижение уровня физической агрессии.
Нам пока не до гендерного баланса, у нас тут фильмы цензурируют
Ситуация с удалением гомосексуальных эпизодов из байопика Элтона Джона «Рокетмен» на самом деле тоже связана с феминистской повесткой, хотя и не напрямую. Скорее всего, сцены были удалены, чтобы не сорвать широкий прокат в стране, где гомосексуальный половой акт все еще воспринимается большинством в тюремных понятиях «унижения» и «доминирования». Все, что выбивается из рамок патриархальной гетеронормативности, будь то «гомосексуальный» или «женский» взгляд на мир, считывается аудиторией как оскорбление и угроза. Но над изменением повестки никто не работает — государственная пропаганда ставит перед собой ровно противоположные задачи, либеральные медиа (особенно после «медузагейта») также опасаются всерьез затрагивать феминистскую повестку. И пока весь массив культурной прессы пишет, что «Кешиш оправдал Каннский фестиваль» (и шире — что «художник-мужчина имеет право делать с актерами и особенно актрисами все, потому что это Искусство» и «мы будем называть Искусством только то, что мы способны воспринять, исходя из нашего бэкграунда и не замечая искажения»), широкая общественность будет требовать убирать гомосексуальные сцены из массового кино. Именно в такой последовательности: сначала культурный авангард (люди с загранпаспортами и доступом к прессе) взрослеют, улавливают связь между культурой и общественной жизнью, признает ценность не-гетеронормативного и не-мужского взгляда, а потом уже в широком прокате без проблем появляются некастрированные фильмы про геев.
