Кинематографическая премия «Ника» родилась в перестроечном 1988 году и в кинематографической среде считается более либеральной, прогрессивной, тёплой и ламповой, чем помпезный «Золотой орёл», учреждённый по инициативе Никиты Михалкова в 2002-м. Острая фаза идеологического противостояния двух премий осталась в далёком прошлом: они разошлись по разным углам киногода, хотя «Ника» и сегодня не включает в основные номинации пропагандистские хиты производства михалковской студии вроде «Движения вверх», поэтому может считаться чуть менее «государственнической» (разница, почти неразличимая со стороны, ведь в обеих премиях награды получают в основном картины, снятые при поддержке госбюджета — других у нас почти нет).
Поскольку за долгие годы существующего режима все окончательно убедились в бессмысленности любых оппозиционных усилий, а тратить свою энергию на что-то надо, полемика в гуманитарной среде всё больше смещается в сторону споров о гендерной политике: теперь линия разлома пролегает между лагерями противников и сторонников движения #MeToo, этой глупой американской блажи, апологеты которой пытаются убедить нас в том, что женщина — такой же человек, как и мужчина, и её нельзя просто так хлопнуть по попе или изнасиловать. (У этой борьбы, кажется, есть даже некоторые перспективы: режим когда-нибудь изменится — или нет, а «стеклянный потолок», разницу в оплате труда, менсплейниг и т.д. всё же хотелось бы как-то минимизировать).
В российской кинематографической среде, как и, скажем, в медиа, противников #MeToo, конечно же, гораздо больше (вспоминается прошлогодний слух о том, что михалковский Московский кинофестиваль планировал вручить приз «За вклад в мировое кино» оклеветанному Харви Вайшнтейну). «Ника», где статусные постсоветские кинематографисты исстаря свысока подшучивали над молодёжью, женщинами и эксплуатировали «этнику», не стала исключением. Заслуженный художник Борис Бланк, работавший, например, на фильме «Розыгрыш», заявил со сцены, «что в истинно мужскую профессию художника кино пришло слишком много девиц, поэтому дизайн вымещает мастерство» (впрочем, его, по свидетельству корреспондента «Новой газеты», «едва не освистали» — «едва»!).
Победительница в номинации «Лучший фильм стран СНГ» Дарья Жук, живущая в Америке, пришла на церемонию в майке «We should all be feminists», но месседж затерялся в восторгах по поводу призов, их распределения, во взаимных объятиях и взаимном фотографировании; хорошо, что надпись была не по-русски, ведь не все в зале разбирают латиницу — и слава богу.
Всё это — очередные забавные штрихи к портрету цивилизации, в которой кинематографисты в ходе вручения национальной премии стараются ничем не напоминать своих «излишне политизированных» американских коллег (робкие упоминания об аресте Кирилла Серебренникова, победившего в номинации «Лучший режиссёр», спустя почти два года пора уже перестать засчитывать как «политическое»).
Сама по себе номинация «Лучший фильм стран СНГ», в которой победила Дарья Жук, в 2019-м году вызывает настоящее изумление (ко времени самой церемонии её переименовали в ещё более неловкое даже с грамматической точки зрения «Лучший фильм стран СНГ, Грузии и Балтии»). Что означает эта номинация, если объяснять её постороннему человеку более развёрнуто? «Поощрение кинематографистов из стран не существующего почти тридцать лет СССР, но без Украины, которая совсем отпала, хотя формально и не вышла из СНГ, существующего, в свою очередь, в основном на бумаге»? (Про Украину полагается так же молчать, как и про феминизм, чтобы не портить друг другу праздник). И по какому принципу отбираются картины в эту категорию, если в российском прокате из пяти номинированных картин (две сняты в 2017 году) был только победивший «Хрусталь», в производстве которого принимала участие и Россия — то есть он вполне мог претендовать на основные призы, но не претендовал, потому что надо же чем-то заполнять эту нелепую номинацию?
Эти вопросы (как и вопрос о полном отсутствии на премии якутского кино, как и вопрос о том, почему в главную номинацию попал и в итоге победил фильм, который не выходил в российский прокат — «Война Анны», как будто на дворе по-прежнему 1990-е, в кинотеатрах продают мебель и проката не существует) — не праздная придирка: они позволяют убедиться в том, насколько архаична, неспособна к переменам или к минимальной синхронизации с реальностью кинопремия, желающая саму себя видеть «либеральной»; имперское самодовольство в номинациях и менсплейнинг со сцены — явления одного порядка.
И более того, ежегодное внезапное столкновение с этой архаикой в ленте новостей заставляет задать ещё более радикальный вопрос: а способна ли кинопремия или фестивальное распределение призов в принципе не быть архаичными? Документалистка Дарья Хренова недавно заметила в фейсбуке: «...Вот что точно следовало бы упразднить вслед за боями гладиаторов, шоу уродцев, зоопарками и цирками (когда цирк ради шоу, а не ради спасения брошенных животных) — это конкурсы на фестивалях с пирамидой победителей. Наградой должно быть само участие в крутом фестивале или смотре, с откликами зрителей и вменяемыми рецензиями. Это для взрослой сознательной цивилизации. Все эти сахарные косточки и бархатные ленты для дрессированных собачек пусть летят к птеродактилям».
В отличие от американских и крупнейших европейских российские «сахарные косточки» совсем мало связаны с реальным кинобизнесом и реальным зрителем (но формально увеличивают шансы на получение государственного финансирования). Однако, очевидное падение интереса к «Оскару» и стагнирующий Каннский фестиваль на фоне набирающего обороты, но не имеющего призов (кроме зрительского) Торонто сигнализируют о том, что система выстраивания иерархий, в том числе и в кино, все меньше подходит возникающему сегодня горизонтальному миру. Но «Нике», как и «Золотому орлу», как и десяткам других российских призов и премий, конечно же, ничего не угрожает: не будет «Оскара» и Золотой пальмовой ветви, но российские кинематографисты всё равно несколько раз в год будут вручать друг другу тяжёлые статуэтки, попутно сетуя на то, что как-то многовато стало женщин в этой мужской профессии.
Meta (Facebook и Instagram) признана в России экстремистской организацией.
