Две главные женские роли в этом фильме сильно отличаются друг от друга, но они похожи тем, что обе являются очень многогранными героинями. Какие были ваши первые мысли о Уоттс после прочтения сценария?
Меня всегда привлекала тема зависимости, в этом случае алкоголизма, примеры которого я наблюдала в своей жизни. Я сталкивалась с людьми, которые борются с алкоголизмом, и это помогло мне понять, кем была Уоттс: она маскировала глубокую боль и при этом находилась в дисфункциональных отношениях с Баннистером. Получается, что по жизни ее продвигают искусственные привязанности, которые оторваны от реальности. Как будто она превратилась в зомби и омертвела. В этой роли и в идеях Лизы мне было очень интересно увидеть, как этот человек будет «оживать», если до этого она усыпляла так много людей вокруг себя.
Получается, что по жизни ее продвигают искусственные привязанности, которые оторваны от реальности.
Отлично сказано. Вы упомянули Лизу Джой, которая о вас отзывалась в нескольких формулировках: как о давней коллеге по цеху, но еще как о неповторимом человеке. Каким был ваш первый разговор с Лизой об этом проекте? Как это звучало?
Это было мило и неожиданно. Я знала, что она снимает фильм. У сценария был немного печальный опыт: Лиза написала его много лет назад. Но он был интригующим и завораживающим, и я знала, что она хочет его срежиссировать. К тому моменту она уже была режиссером одного эпизода «Мира Дикого Запада», в котором меня как раз не было, что было так странно, и мы много над этим смеялись. Я подумала: «Как же так, ты в первый раз будешь режиссером, я обожаю тебя и сделала бы все что угодно, пошла бы на крайности актерских возможностей, а меня даже нет в этой серии?» И она ответила: «Я не могу поверить, что все так вышло!»
Когда мы снимали третий сезон «Мира Дикого Запада», мы были в Сингапуре, и я знала, что она была занята намного больше, чем в обычное время съемок. Я пришла поболтать, и она сидела за компьютером. Я спросила: «Чем ты занимаешься?» Лиза ответила: «Да так, просто пишу новую версию фильма, который буду снимать». А потом добавила: «Почему бы тебе не сыграть Уоттс?» Она вот просто так это сказала, а я ответила: «Я не понимаю даже, о чем ты говоришь». На этот момент я даже не знала ничего о сценарии. Лиза продолжала: «Действительно, почему бы и нет? Ей не обязательно быть мужественной, неженственной… Просто потому, что она отказалась от всех этих вещей в жизни…Послушай, ты бесстрашная. Ты сильная. Ты Мейв. Почему бы тебе не стать бывшим военным?» Она говорила как бы сама с собой, но я стояла рядом.
Я ответила: «Лиза, ты серьезно? Это круто. Я люблю тебя. Я очень рада, что ты снимаешь свой фильм, не беспокойся об этом». То есть я подумала, что она все это говорила из вежливости, потому что была бы не против, если бы весь каст «Мира Дикого Запада» появился в ее первом фильме. Кто бы отказался? Лизе удалось окружить себя многими людьми, которых она любила: Пол Кэмерон (оператор-постановщик), Ховард Каммингс (художник-постановщик) и т.д. Она обрела много коллег, которые ее обожали, и которые были профессионалами своего дела. Мы вернулись из Сингапура, и через два дня я получила через моего агента сценарий с предложением. Это было неожиданно. Она сама этого не ожидала, но решила рискнуть, потому что ей нужно было увидеть меня не как Мейв, не как актрису в ее сериале, но как артиста больших возможностей. Ей нужно было вспомнить того человека, которого она знала до Мейв, потому что я всегда была для нее этой героиней и у нас настолько привязанные отношения, что она немного забыла про мою профессию. Я до сих пор думаю: «Ох, она могла бы выбрать кого-то получше». Я до сих пор ощущаю ответственность.
Я почти готова была отказаться от роли, потому что хотела, чтобы Лиза выбрала наилучшего кандидата для этой героини. Я сказала ей: «Лиза, пожалуйста, возьми самого подходящего человека. Я знаю, что ты можешь мне доверять, и я буду рядом с тобой, но выйди за пределы своей зоны комфорта и найди лучшего человека», – и она все равно прислала сценарий мне. Тогда уже мне пришлось ей довериться. Она режиссер, и она хочет сделать вот так. Но я настаивала, что тут не должно быть непотизма: «Просто потому, что ты любишь меня, а я люблю тебя, и мы без ума друг от друга, это не значит, что ты мне что-то должна. Ты и так справишься, Лиза». Но она все равно отдала роль мне.
Я почти готова была отказаться от роли, потому что хотела, чтобы Лиза выбрала наилучшего кандидата для этой героини.
И теперь у вас есть опыт работы с Лизой как со сценаристом, режиссером и продюсером. Как бы вы описали этот опыт?
Она лучшая, и она привносит в работу дополнительный огонь и радость. Это иронично, учитывая ее фамилию (joy с англ. «радость» – ред.), и еще потому, что она как будто взрывается из того места креативности, которое было закрыто «крышкой» по многим причинам. Одна из таких «крышек» была из-за учебы, потому что она стала студенткой, которую загнали в академические круги, которую не поощряли к творчеству, потому что она наполовину китаянка. Она также была юристом – еще одна «крышка». Не забудем про то, что она также женщина в Голливуде, и замужем за не просто очень уважаемым человеком [Джонатаном Ноланом], но и за всей сверхдержавной семьей в киноиндустрии. Ноланы – сверхсемья, потому что они создают лучшие супергеройские фильмы, они создают все самое лучшее. Прямо богом поцелованы.
Так что это еще одно такое ограничение, которое могло помешать ей взять на себя инициативу. И я говорю это с любовью, потому что, когда я думаю о феминистах, я вспоминаю Джонатана [Нолана]. Он яркий пример феминистов, которых я бы хотела видеть больше в нашем мире. И он был тем человеком, который подарил Лизе первую программу для написания сценариев. Она тогда была юристом, а он дал ей вот такой красивый, романтический подарок – сценарную программу Final Draft – и сказал: «Дерзай». Еще одна «крышка» — это ее красота. Она чертовски красива. «Почему она не модель? Что с ней не так? Почему она не воспользовалась этим?» Это все барьеры против нее, потому что она красива, и поэтому к ней не так серьезно могут относиться. Я говорю очень серьезно. У нее также двое детей, и она хочет третьего. Эта женщина бросает вызов всем законам экзистенциальной гравитации.
Это действительно правда.
Ее можно назвать «перестраивателем». Она этим живет. Она живет деконструкцией. И представьте, сколько лет уже снимается кино? Сколько спецэффектов было придумано? Ей удалось привнести что-то новое в индустрию, а это ее первая полнометражка. Она разработала инновационные технологии, которые никогда раньше не производились, и все благодаря ее настойчивости, ее мятежному характеру, ее желанию деконструировать, ее желанию разрушить систему, которая не работает. Она хотела осветить грядущие проблемы будущего. Вот буквально недавно мы провели целый день с прессой к «Воспоминаниям», и всего за день мир решил построить стену от наводнений в Майами, потому что уровень воды поднимается. «Воспоминания» об этом тоже.
У нее такой интеллект, который смотрит вперед, в будущее.
Это действительно правда, а еще дух, который движет нас вперед. Я с вами согласна.
Эта женщина бросает вызов всем законам экзистенциальной гравитации.
Позвольте мне немного переключиться. Вы говорили о зависимости Уоттс как об одной из вещей, которые вас привлекли к роли. Она так же ветеран, как и Ник Баннистер, которого играет Хью Джекман. Это интересный момент в биографии персонажей. Для Уоттс работа никогда не заканчивается. Как эта черта повлияла на вашу игру?
Уоттс встретила Ника на передовой. Она пробыла там недолго. Она работала с боеприпасами, и я думаю, отчасти потому, что она женщина, ее не так ценили там, что несложно себе представить. Я полагаю, что ее алкоголизм, ее потребность угомонить внутренних демонов исходят из времен войны, из-за того, что она столкнулась с недостатком человечности, страхом, тем, что она не привязана к любви… И это своего рода посттравматическое стрессовое расстройство, которое привело к ее зависимости и взрыву завода по производству боеприпасов, в результате чего она потеряла опеку над своим ребенком. Что меня заинтересовало в Уоттс — это то, что вам нужно пробраться через много слоев, чтобы дойти до изначальной боли в ее жизни.
То же самое происходит с этими воспоминаниями. Когда Баннистер все глубже и глубже погружается в опасную сеть, Уоттс уже давно в этой сети. Я только что описала вам все те слои, в которых она погрязла. Она со стороны наблюдает, как с Ником происходит то же самое, и отчаянно пытается его вытащить. Но как она это сделает, если сама в еще худшем положении? Она говорит своему лучшему другу: «Нет, не иди по этой дороге. Останься в этой жизни со мной, потому что пойти туда – это самоубийство. Медленное самоубийство».
Его любовь к Мэй (играет Ребекка Фергюсон – ред.) и потребность узнать правду… Это только приводит к большой печали. И вы постепенно понимаете, что Уоттс была права, но Нику нужно пожертвовать всем, чтобы найти ее, а для Уоттс все сводится к одному: «Только один из нас – мы не можем пойти вдвоем». Она живет для Ника. Его жизнь позволяет ей продолжать идти. Поэтому, когда он подвергает свою жизнь опасности, рискуя всем, чтобы найти Мэй, Уоттс должна выбрать жить для себя. И Ник вдохновляет ее жить для себя, просто показывая ей свою любовь, вот и все. Любовь друга. Принятие.
И Ник вдохновляет ее жить для себя, просто показывая ей свою любовь, вот и все. Любовь друга. Принятие.
Ими обоими можно восхищаться.
Это очень тихое и красивое послание о зависимости, о том, как она скрывает боль, и о человеческой нежности и связи… О том, что мы можем держаться за руки в эти темные времена и можем позволить друг другу расслабиться. Для меня в этом сущность их отношений, из чего складывается путь Уоттс – вся история о вооруженных силах, посттравматическом стрессе и потере ребенка, все это о том, как вы можете спасти себя. Другие могут вам помочь, но, в конце концов, вы должны сделать это сами. Всегда есть выход к исцелению, изменению и спасению. Лизу спасали в этой жизни. Меня тоже спасали. Я уверена, что и у остальных так же. У всех у нас есть такие люди или опыт, что при рассмотрении мы осознаем, что были спасены. Тот момент, когда мы выбрали свет вместо тьмы, понимаете?
Да. Это красиво. В контексте этого разговора… Если бы мы могли прямо сейчас создать резервуар воспоминаний, какое бы первое воспоминание вы бы предпочли пережить заново?
Рождение моей первой дочери, снова и снова. Снова и снова. Дома, в бассейне для родов.
Ого, это почти что-то вроде бака для воспоминаний.
Поверьте, так оно и есть, и я вспоминаю каждый год в ее день рождения. Я звоню ей и рассказываю ей о схватках, и она сама знает о них, какое сокращение привело к появлению ее головы. Она знает, как я вытащила ее из своего тела. Да, это воспоминание. Мы возвращаемся к нему каждый год. Когда я выиграла «Эмми» за «Мир Дикого Запада», это было ее 18-летие. Я поднялась на сцену, а речь у меня не была подготовлена. Единственное, что было у меня в голове: «Сегодня моей девочке 18 лет». Это мой крошечный вклад, потому что без нее я не была бы Мейв. Никак. Без нее я не была бы Мейв и не встретила бы Лизу. И я бы не разговаривала здесь с вами и не боролась бы за свободу женщин так, как делаю это сейчас.
