16 мая в российских кинотеатрах выходит триллер «Приговор» — история про подростков, которые, столкнувшись с бытовой жестокостью и прогнившей судебной системой, взяли в руки оружие и начали мстить. Этот фильм — копродукция Казахстана и Кыргызстана, которая, несмотря на режиссера-дебютанта и в целом молодой возраст создателей, стала настоящим событием у себя на родине и собрала внушительную кассу за последние несколько месяцев. В частности, в первый уик-энд казахстанского проката «Приговор» обогнал вторую «Дюну», а потом еще две недели оставался самым кассовым фильмом отечественного производства и входил в тройку самых успешных фильмов проката вообще. Сейчас эта история выходит на экраны в России.
Расскажите, пожалуйста, как вы пришли в кино? И как так получилось, что, будучи еще очень молодыми людьми, вы сняли фильм, о котором, можно сказать, говорят все в Казахстане и Кыргызстане?
Диас Бертис: Мне сейчас 31 год, это такой относительно молодой возраст. Как говорил Кончаловский, до тридцати надо жениться и снять свой первый шедевр. Свой фильм шедевром я, конечно, еще не осмеливаюсь назвать, но тем не менее. Я отучился в киношколе в Казахстане, окончил ее восемь лет назад, поэтому я бы сказал, что на самом деле к своему дебютному фильму шел довольно долго. До этого я снял два сериала: «Игрок» и «Черный двор». «Черный двор» тоже, собственно, гремел на территории Казахстана и Кыргызстана, а в России был на «Старте», «Иви» и «Кинопоиске». «Черный двор» был самым коммерчески успешным казахстанским сериалом: он заработал приличное количество денег, а также был представлен на кинофестивале в Пусане и номинирован на лучший азиатский сериал наряду с Netflix, Disney Plus и, кажется, Paramount. Поэтому до этого проекта у меня уже был какой-то бэкграунд, хоть и, конечно, в сериалах механика работы чуть-чуть другая.
Дамир Амангельдин: Мне кажется, мой приход в кино связан с тем, что я из творческой семьи — мои родители музыканты. У меня же все в целом началось с четырнадцати лет, когда я впервые посетил свой первый кастинг и мне очень сильно понравилось. Знаете, это ощущение от первой площадки, когда ты приходишь, играешь, учишь тексты. Я подумал, что, возможно, это моя история, и решил продолжать. Путь, конечно, был тернистым, потому что, как мы знаем, актерский путь всегда нелегкий, но в итоге у меня случился яркий дебют в «Черном дворе», и оказалось, что в киноиндустрии можно работать. А «Приговор» — мой первый большой полнометражный фильм.
Дамир, а сейчас вы учитесь не на актера, правильно?
ДА: Да, я по образованию филолог-журналист, учусь в РУДН. Многие спрашивают, каково это — сниматься в кино без актерского образования, но я думаю, что я в какой-то мере, конечно, образован. Я очень много посещал различные мастер-классы, вебинары, прочел очень много книг, смотрел кино, и в целом из-за моей активности в киноиндустрии у меня уже накопился довольно большой опыт, который мне помогает. Про профессиональное актерское образование еще не знаю. Может быть, в какой-то момент придется получить и его.
Диас, а как вы оцениваете свое кинообразование? Было ли оно важным периодом для вас или в целом можно было бы обойтись и без него?
ДБ: Вы знаете, я думаю, что образование нужно, но в не обязательно в одинаковом для всех формате. В рамках киношколы, в рамках стен какого-то вуза оно имеет место, но самое главное, что у режиссера просто должно быть фундаментальное образование. Условно говоря, чтобы стать писателем, надо много читать. Чтобы снимать кино, в первую очередь надо много смотреть. Для меня режиссер должен быть самым умным человеком на площадке, который знает абсолютно все, начиная от живописи и заканчивая музыкой, актерской игрой и так далее. В какой форме ты получаешь это образование, это уже другой вопрос. Например, я считаю, что та форма пятилетнего обучения, которая есть у нас, аналогичная ВГИКу, она очень долгая. Но при этом, конечно, в рамках киношколы ты всегда экспериментируешь, снимаешь какие-то студенческие работы, набиваешь руку, у тебя появляется понимание механизмов площадки, и это хорошо.
Диас, расскажите, пожалуйста, про работу с непрофессиональными актерами. Есть ли для вас разница между актерами профессиональными, которые окончили школу, и непрофессиональными?
ДБ: Если быть честным, я люблю людей с образованием, в какой бы среде человек ни работал, на какой бы позиции ни находился, будь то художник, музыкант, актер и так далее. Если говорить про актерскую среду, то Дамир у нас был исключением: у остальных ребят, которые играли главных персонажей в этом проекте, было какое-то базовое образование. Кто-то окончил актерскую школу, кто-то — трехгодичный колледж. С профессиональным актером всегда можно разговаривать на одном языке: у него в словарном запасе есть специальная терминология, есть понимание мизансцены, он умеет работать с камерой; профессиональный актер все четче понимает и может быть «пластилином», с которым вы вместе лепите роль. С другой стороны, мне лично нравится в целом открывать новые лица. Самый простой путь — взять готового актера, который относительно сформирован, и поставить ему задачи, которые он выполнит. У дебютантов же всегда есть очень много горячей, правильной энергии, которую ты как режиссер должен направить в правильное русло, чтобы помочь им раскрыться. На мой взгляд, одна из функций режиссера — это открывать новые имена. Собственно, я и хочу этим заниматься: мы с ребятами вместе сделали уже два проекта, и они сейчас абсолютные звезды и в Казахстане, и в Кыргызстане. Буквально можно зайти в любой магазин, в любой двор, и их все узнают. Это происходило на моих глазах: когда выходил «Черный двор», ребята прямо в течение недели стали звездами. Так что в «Приговоре» они только закрепили за собой этот статус.
Дамир, а вам нравится эта известность? Вам приятно, когда в каждом дворе вас узнают? И хотели ли вы этого изначально?
ДА: Хотел ли я этого изначально? Возможно, да.
ДБ: Актеры сначала приходят в профессию именно по этой причине. (Смеется.)
ДА: Знаете, вся эта известность, конечно, не была целью. Больше мне нравилось просто играть, учить тексты, входить в образ. Главное — наслаждаться процессом. А популярность мне нравится, никаких проблем не испытываю. (Смеется.)
ДБ: Учитывая, что сейчас ему двадцать один, а в двадцать лет он проснулся звездой.
ДА: Да, прошло еще немного времени. Видимо, я просто не ощутил еще это все, еще не устал.
ДБ: Дамир также, чтоб вы понимали, является лицом Gillette в Центральной Азии, так что это просто мегапопулярный человек в Казахстане.
Диас, раз уж мы говорим про успех и популярность. Я знаю, что ваша короткометражка «Аялдама» в 2016 году была в программе Short Film Corner на Каннском кинофестивале. Сейчас вы на ММКФ. Можно их сравнивать? Хотели бы еще в Канны попасть?
ДБ: Конечно! Кто же не мечтает в Канны попасть. Канны очаровывают. Вот если во время ММКФ Москва живет своей жизнью, то в Каннах весь город живет только кинофестивалем. Абсолютное количество звезд на квадратный метр, хотя, конечно, желание увидеть звезд и быть со звездами не может являться целью. Но в 2016 году у меня просто появилась мечта попасть туда со своим фильмом еще раз. Есть даже надежды, связанные со следующим проектом; хотелось бы попасть в программу «Двухнедельник режиссеров», это было бы очень круто. И тогда же меня заметили отборщики других фестивалей: меня потом пригласили на кинофестиваль в Пуатье, хотя я сам туда свой фильм не отправлял.
Как вам кажется, что интереснее: оказаться в Каннах или снять фильм, который смотрит весь Казахстан и весь Кыргызстан?
ДБ: Хороший вопрос. Но знаете, в моем понимании, успех для режиссера не является суперцелью. Конечно, когда мы говорим о коммерческом кино, результат измеряется: зритель платит деньгами. Но это не может быть главной задачей! Лично для меня те же награды, популярность, коммерческая успешность — это шаг к следующему проекту, который будет еще круче и где ты сможешь увеличивать масштаб, открывать другие двери. Например, успешный прокат в Казахстане, конечно, открывает мне двери: у меня сейчас очень много предложений, инвесторов, заинтересованных людей. А если ты попадаешь в Канны, то у тебя появляется возможность работать уже и на других рынках, поэтому все зависит от того, что ты выберешь: быть богатым, успешным режиссером в Казахстане или же начать выходить уже за рамки исключительно Казахстана. У каждого свои цели.
А когда вы начинали делать «Приговор», вы понимали, что это будет очень популярный проект или что он хотя бы потенциально может им стать? Или вообще об этом не думали?
ДБ: Не хочу лукавить и говорить, что такой цели не было. Я очень люблю авторское кино и знаю позицию некоторых режиссеров, которые говорят, что «я кино снимаю для себя», но я не буду врать, это не так. Я для себя четко разделяю авторское и массовое коммерческое кино. Вопрос в языке повествования. Кино, сделанное на абсолютных полутонах, крайне редко получает массовый успех у зрителя, и здесь, когда я начинал проект, я, конечно, понимал, что мне нужно сделать именно коммерческий продукт. Я предполагал, что он может стать популярным, потому что благодаря сериалам, над которыми я работал, хорошо знаю язык, к которому привык массовый зритель в Казахстане и Кыргызстане. Мне кажется, что у меня в какой-то степени есть понимание того, что любит зритель, что он хочет и что ему нужно. Здесь просто важно не подстраиваться под зрителя, а при всем этом сохранять какую-то свою айдентику, какой-то свой условный почерк. Я придерживался этого, но в целом все это лотерея, конечно, успех фильма почти невозможно предугадать.
А хотели бы попробовать поработать в авторском кино?
ДБ: Следующий мой проект — это авторское кино, там все будет тоньше.
Дамир, а вы разделяете авторское и зрительское кино так же жестко, как Диас? Какое кино вам интереснее смотреть как зрителю и играли ли вы в каких-нибудь авторских проектах?
ДА: «Черный двор» получился таким полуавторским, поэтому я считаю, что сыграл. Мне хочется так считать. А вообще, хочется, знаете, попробовать все. И авторское, и коммерчески успешное — все. Как Евтушенко писал:
«Мне неловко
не знать Буэнос-Айреса,
Нью-Йорка.
Хочу шататься, сколько надо, Лондоном,
со всеми говорить —
пускай на ломаном.
Мальчишкой,
на автобусе повисшим,
Хочу проехать утренним Парижем!»
Все хочется, пока я еще молодой, я только пробую вкус жизни, поэтому, если будут предложения, посмотрим. Нравится смотреть тоже и то и другое, хотя сейчас больше, конечно, смотрю коммерческого, потому что снимаюсь в коммерческих проектах.
ДБ: Каждый его проект — это хит, короче говоря. Еще расскажи про MEOW!
ДА: Да, еще есть сериал MEOW, который тоже стал очень большим хитом в Казахстане. Он про вред наркотических веществ, я там играю очень интересную роль. На контрасте с «Черным двором» и «Приговором», у меня там очень мягкий персонаж. Но вообще, конечно, хочется сниматься в таких проектах, которые будут менять сознание людей и подрастающего поколения, чтобы они не искали в бандитских сериалах и фильмах своих героев, а наоборот, не хотели повторять того, что происходит на экране. Важно, чтобы кино учило чему-то, мне такое очень сильно нравится.
А в России вам интересно попробовать сниматься? Пробовали ли вы ходить на кастинги, например?
ДА: Я в России живу уже четыре года, учусь в Москве и периодически хожу на кастинги. Например, ходил на кастинг «Слова пацана», если говорить про большие проекты. Но пока снимался только в каких-то эпизодических сценах, в рекламах, в массовке. Думаю, что выход фильма «Приговор» как раз очень сильно повлияет на мою дальнейшую жизнь и, дай Бог, возможно, кто-нибудь заинтересуется. Я буду очень рад рассмотреть каждое предложение.
Давайте тогда спрошу про «Слово пацана». Еще до того, как я сам посмотрел «Приговор», я прочитал, что ваш фильм будет отчасти похож на «Слово пацана», а во время просмотра понял, что, наверное, с этим сравнением могу согласиться. Скажите, пожалуйста, как вы относитесь к этому сериалу и насколько вам вообще комфортно слышать, что ваш «Приговор» похож на него?
ДБ: Я бы сказал так: «Приговор» похож на «Черный двор». У нас было понимание нашей целевой аудитории, а это в основном как раз фанаты «Черного двора», потому что в свое время это был мегапопулярный сериал. Как «Слово пацана», только внутри Казахстана. Было понимание этого зрителя, поэтому, грубо говоря, я в чем-то приближал «Приговор» к «Черному двору». А то, что они похожи… Вы знаете, они могут быть похожи сеттингом, возрастами героев и не более.
А вам понравился вообще сериал «Слово пацана»?
ДБ: В целом да, я считаю, это хороший проект. Конечно, чувствуются масштаб, бюджет. «Черный двор» и «Слово пацана» примерно в двадцать раз отличаются бюджетами. Опять же, это должен судить зритель, но, на мой взгляд, по художественной составляющей «Черный двор» ни капельки не уступает. Разница в том, что «Черный двор» жестче.
Да и «Приговор», мне показалось, пожестче.
ДБ: «Приговор» мягче, чем «Черный двор». Там, например, есть сцены, как человек разрезает себе сонную артерию. Да и психологически он жестче. Но вообще, мне кажется, тема у нас другая. Мы говорим о справедливости, о том, существует ли она вообще, о противостоянии человека и системы и о том, какие могут быть последствия, если не работает закон, как это может разрушить судьбы людей.
Дамир, а как вам «Слово пацана»? И на чью роль вы пробовались, если не секрет?
ДА: Однажды одна моя знакомая посоветовала мне сходить на кастинг нового проекта, потому что, как она сказала, я очень сильно подхожу по внешности. Я подал заявку, и это оказался «Слово пацана», хотя тогда еще никто не знал о нем и сериал назывался вообще «Наш двор». Возможно, «Черный двор» вышел первым, и они просто решили поменять название.
ДБ: Я знаю, что авторы «Слова пацана», кажется, смотрели «Черный двор», но уже после выхода. «Черный двор» же тоже на «Старте» был как раз.
ДА: Я пробовался на Адидаса-старшего. Но, кстати, мне кажется, я вообще ни по каким параметрам не подхожу под эту роль: ни по типажу, ни по внешности. Если про сам сериал говорить, то «Черный двор» действительно жестче. Знаете, когда вышло «Слово пацана», я снова пересмотрел «Черный двор» и ощутил какие-то другие эмоции.
Хочу спросить про жесткость и про насилие. Для вас обоих как будто бы важно, что ваши фильмы, которые должны отпугнуть зрителя от всего этого криминального мира, получаются очень жесткими. В общем-то, они наполнены насилием. То есть я правильно понимаю, что для вас это оправдано художественно?
ДБ: Да. Есть жанр, и есть его законы, все работает в рамках этого. Вот, например, фильм «Ненависть» Матье Кассовица, там в финале парню простреливают голову. Это работает в сеттинге и в жанре этого фильма, и если говорить о посыле, месседже, то, конечно, это способствует тому, чтобы зритель что-то отчетливо осознал. Знаете, в психологии есть понятие «перезагрузка сознания»: в сознании человека происходит шок, когда с ним случаются неожиданные вещи. Когда зритель эмоционально шокируется, его мысли, условно говоря, попадают в подсознание. Вот, например, «Американская история Х» тоже похожа. Там парня так кроваво расстреливают, что ты четко понимаешь, осознанно и неосознанно, что именно вкладывали авторы.
И здесь, мне кажется, интересно, что если «Слово пацана» отчасти все-таки романтизирует своих героев, то в «Приговоре» этого нет совсем, потому что с какого-то момента ты однозначно перестаешь ассоциировать себя с протагонистами. Но, честно говоря, я не думаю, что романтизация героев в «Слове пацана» — это что-то пагубное или страшное.
ДБ: Видите, существует неокрепшее сознание, если мы говорим о подростках. Вот феномен «Бригады». После «Бригады» в СНГ резко взлетела преступность и появилось очень много ОПГ именно среди подростков. Я это говорю, потому что и «Черный двор», и «Приговор» — это исследования психологии подростка. Как видно в самом фильме, психология подростка очень восприимчива. Если у пятнадцати-, шестнадцатилетних ребят нет ролевых моделей в обществе или в семье, то они следуют тому, что видят на экране. Есть такие фильмы, которые оправдывают маньяков, насильников, и зритель им сопереживает. Чисто с этической точки зрения я считаю, что это недопустимо, потому что преступление есть преступление, оно должно наказываться, и законы должны работать, это гарант сохранности государственности, общества в целом. Когда перестают работать законы, когда взлетает преступность, начинается хаос. В «Бригаде», например, ты настолько сильно любишь героев, хотя по факту они все творят ужасные вещи. Они занимаются торговлей оружием, наркотиками, они убивают людей, а это все человеческие пороки. Но тем не менее ты их оправдываешь. В «Приговоре» же, наоборот, у тебя происходит отторжение. Конечно, главные герои тебе импонируют в какой-то степени, тебе их жалко, чувствуешь, возможно, неоднозначные эмоции, но при этом ты понимаешь, что себя с ними не ассоциируешь. У «Черного двора» как раз таки и была точно такая же функция. Один из месседжей «Черного двора» заключался в том, насколько мы все ответственны за контент: там по сюжету ребята пересмотрели сериал «Бригада» и убили человека, и вообще-то, это реальная история. Когда мы говорим о влиянии контента на неокрепшие умы, все эти вещи должны доноситься в жесткой форме. Это лично мое мнение.
Ваш фильм в основном снят на русском языке. Почему? Думали ли вы о российском прокате, когда делали этот проект?
ДБ: Изначально про русский прокат мы не думали. Первой стартовой точкой для нас был рынок Казахстана и Кыргызстана. В казахстанском кино сейчас преобладает казахский язык, на нем снимается, наверное, 90% фильмов. Это государственный язык, и основное население тоже говорит на казахском, хотя раньше русскоязычного населения было намного больше. С этой точки зрения снимать на русском языке — это был риск, потому что массовый зритель мог не пойти на фильм из-за языка. Но для нас было важно выпустить фильм не только в Казахстане, но и в Кыргызстане, потому что у нас копродукция. Так что для меня русский язык в фильме — это язык, который нам расширяет аудиторию, притом что собственно внутренняя айдентика остается полностью азиатской. Теперь же я очень рад, что мы стартуем и в России. Я не знаю, насколько эта история будет понятна русскому зрителю, но в целом, на мой взгляд, это вообще абсолютно универсальная история. Она могла произойти и в Африке, и в Мексике, где угодно. А русский язык — это всего лишь язык донесения, и все.
В одном из треков, которые звучат в вашем фильме, есть нецензурная лексика. Вы знаете, как с этим поступят в российском прокате?
ДБ: Скорее всего, ее запикают. В Казахстане в этом плане мы можем позволить себе больше. Здесь же, на фестивале, у нас приглушили даже слова, которые вроде как являются литературными, и мне это было странно. А что касается музыки, если надо, если того требуют правила, то что поделать. Опять же, возвращаясь к закону, есть законы, которые должны работать. Если законы Российской Федерации требуют этого — не проблема. Это не влияет на восприятие.
И последний вопрос. Ваше кино — про современность?
ДБ: Пусть зритель ответит. Я думаю, что эта история универсальна всегда. Через десять, двадцать, сорок, пятьдесят лет. Она и о прошлом, и о настоящем.
Автор: Иван Пуляев
