На «Кинотавре» прошла премьера нового фильма Александра Гордона «Дядя Саша». Комедия узнаваний, как называет свою картину сам режиссёр, отправляет зрителей в буквальном смысле в домик в деревне, где деспотичный режиссёр репетирует свою будущую кинопостановку по Фолкнеру и параллельно проживает схожую историю в своей реальной жизни. Женщины, соперники, муки творчества - всё по канону. Корреспондент «Киноафиши.Инфо» пообщалась с режиссёром на следующий день после премьеры и задала главный вопрос: дядя Саша - это сам Гордон?
Я честно хотела начать с нормального вопроса, но меня всё-таки волнует та небольшая сцена с Иваном Кудрявцевым, где он берёт у вашего героя интервью. Иван Кудрявцев — ведущий программы о кино на «Россия 24». Вы сами — лицо Первого канала, и фильм снимался при поддержке Первого канала. А студия у вас в кадре оформлена, как у «Кино в деталях» на СТС. Нарочно такую мешанину из телеканалов сделали?
Ну, а как же? Конечно, нарочно. Мало того, я настаивал на похожести декорации с СТС, только попросил туда везде впендюрить Вуди Аллена. Потому что мне кажется, что у персонажа по имени дядя Саша с персонажами Вуди Аллена очень много общего. И там, и там это от первого лица; и там, и там зазор между тем, что получилось, и тем, что это за человек, довольно большой.
Вот теперь можно переходить к подготовленному списку вопросов. Вы начали свой показ с такой фразы: «Вы будете смотреть сегодня комедию, даже если вы подумали что-то другое». А что мы могли подумать?
Драму. И это был бы провал картины абсолютный. Потому что драма предполагает участие зрителей в судьбе персонажей, сочувствие, эмпатию, вплоть до какого-то катарсиса. А комедия этого не предполагает. То есть должна оставаться дистанция между зрителем и тем, что происходит внутри. Удовольствие зритель должен получать не от того, что расплакался и посочувствовал, а от того, что он узнал очень похожие моменты своей жизни, и это узнавание вызвало у него улыбку или смех.
Тогда мне придётся перенести один вопрос из конца списка. Я во время фильма несколько раз, не дожидаясь реакции актёров, договаривала за них фразы и предугадывала сюжетные ходы. Это я такая умная или вы рассчитывали именно на такую реакцию зрителей, сделали нам поблажку?
Конечно, это способ существования: режиссёрский и актёрский. Если вы заранее предугадываете, за миллисекунды-секунду, что там произойдёт, значит ситуация вам знакома. И если это точно будет угадано, это у вас, как минимум, улыбку вызовет точно. Мы же все люди, все говорим на одном языке, а он не очень богатый, особенно, когда речь идёт о выяснении отношений.
Почему Фолкнер?
Ну, тут два ответа. Первый: потому что мне давно-давно хотелось разобрать этот материал с актёрами. Со Щукинского училища. Понятно, что, ну, не кино же снимать по Фолкнеру и не в театре же его играть — кому сейчас это надо? А во-вторых, потому что там тот самый треугольник внутри рассказа фолкнеровского, который персонаж мой из-за абсолютной творческой импотенции пытается превратить в жизнь, чтобы вызвать какие-то эмоции у актёров, включая собственную жену. И он добивается своего. Он полагает, что он выйдет из этого таким же победителем, как герой рассказа Фолкнера. Но он терпит фиаско, потому что то Фолкнер, а до дядя Саша.
А то, как Фолкнер синхронизируется с Чеховым, вы увидели, когда писали сценарий или тогда же, давно?
Дело в том, что я исходил из натуры, когда писал сценарий, мне знакомой. Поместье, усадьба — назовите как угодно. Такая вполне чеховская. Кроме того, когда я думал о жанре, я негодовал, потому что Станиславский нам в прямом смысле слова перечеркнул Чехова на весь 20-ый век. То есть он своей рукой зачеркнул на рукописи Чехова «комедия» и написал «драма», тем самым испохабив абсолютно, с моей точки зрения, пьесу. И я-то как раз думал о жанре комедии, но в чеховском понимании. Все говорят, никто друг друга не слышит, все говорят монологами, диалогов почти нет, потому что не слышат, и это как раз смешно. Если Чехов осмелился «Чайку», где, хочу напомнить, Треплев погибает в конце, назвать комедией, значит он имел в виду тоже самое, что я имел в виду: расстояние между зрителем и персонажем. Если нужно сочувствовать, то это драма, если можно посмеяться или, как в трагедии, испытать тот самый катарсис, это другой жанр совсем. Грубо говоря, драма - это глаза в глаза, а комедия и трагедия — это всегда взгляд чуть выше.
В вашем фильме довольно много узнаваемых лиц, именно в эпизодах: Барановская, Кудрявцев, Бархатов… И вы вчера со сцены сказали: «Вы видите здесь людей, каждый из них — кино. Убери одного, и кино рассыпется». Как вы, во-первых, выбрали именно этих людей, а во-вторых уговорили их на эти 10-15 секунд появления в фильме? Они же и так известные люди.
Это да. Что касается Ивана Кудрявцева [автор и ведущий программы «Индустрия кино»], как-то я ему предложил, поскольку никого другого не видел, а он как раз вёл питчинг, в котором мы участвовали и который снимали. Я хотел его и в той сцене сохранить, но потом подумал, что это будет уже перебор. Он согласился почти сразу, хотя его немножко покоробило, в каком качестве я его хочу снять, особенно, когда он узнал, что его программа называется «Попкорн». Но потом он рассмеялся, потому что понял, что это комедия. Что касается Пети Толстого, мне нужен был персонаж, образ такого страшного государственного человека, но доброго при этом. И я писал не то, что с него, но про него, и задолго до того, как он стал депутатом Государственной Думы. То есть я угадал, что тоже смешно. Вася Бархатов: у меня в сценарии сценарист обозначен как молодой гений. Даже жена говорит: «А гений твой завтракать будет?» А кто у нас гений на сегодняшний день? Вася Бархатов. Для него это дебют. Он прилетел из Германии, где он ставит оперу какую-то очередную, на один день, чтобы сняться в этой роли. По-моему, справился блестяще, поскольку кино с него начинается. Юля Барановская выбрана потому, что Гордон в кадре — это не Гордон. Нужно было выстроить дистанцию со зрителем. То есть понятно, что у нас с Юлей хорошие отношения: мы коллеги, мы вместе работаем. Когда здесь мы узнаём, что мой персонаж называет её по знакомой фамилии, Барановская, но она не телеведущая, а владелица боксёрского клуба, мне кажется, у зрителя, которого я себе представляю, должно случиться такое: «А, так это не Гордон всё-таки».
Что касается ещё одного дебюта, колоссального, это, конечно, Борис Березовский [пианист]. Вот с ним было сложнее, потому что я не могу попросить Борю репетировать. Я не могу снимать его в пробах, потому что он сразу загнётся, уйдёт. Он делает только то, что хочет. Так что я просто написал с него персонажа и безрассудно сказал: «Ну, сыграй!». И он между гастролями в Сингапуре и Австрии приехал и сыграл. Он сыграл, по-моему, очень хорошо и в прямом, и в переносном смысле. Во-первых, ему надо было встать на флайборд. Что в общем-то тяжело. Но пришли ребята-инструкторы и за полчаса буквально научили его. И он стоял на флайборде. Невысоко, но достаточно для того, чтобы снять крупный и средний план. А кроме того там есть сцена, где он подыгрывает поющим девушкам на баяне. Я спросил его: «Борь, ты на аккордеоне играешь?» «Нет». «А на баяне?» «Тоже нет». «А сколько тебе нужно времени, чтобы ты сыграл мелодию такую?» Он говорит: «Десять минут». Через десять минут он заиграл на баяне, потому что он гениальный музыкант. Вот так у нас появились даже не камео, я не могу их так назвать, всё-таки они играют роли. Когда непрофессиональные актёры своей судьбой, своей узнаваемостью, своей биографией помогают фильму, мне кажется, это наш случай.
Вот кстати именно сцена с песней у меня вызвала вопрос. «У рябины» у вас запевает молодая девушка, которая случайно оказала в доме героя, потому что тусит с пижоном-актёром. И поёт её от начала и до конца. Откуда молодая девушка знает такие песни?
А ответ на этот вопрос элементарный. Она говорит дяде Саше: «Я все ваши фильмы смотрела в детстве». А в фильме Александра Гордона, в первом, «Пастух своих коров», как раз звучит эта песня. Вот вам и ответ, откуда она это знает.
То есть такой реверанс самому себе сделали?
Конечно.
Вы пустили в свой дом съёмочную группу, а сейчас и всех нас, зрителей. Вы по жизни на самом деле такой гостеприимный или это вопрос «острого бюджета», о котором вы говорили со сцены?
Тут ни то, ни другое. Поскольку получилось так, что я начал писать сценарий с этой натуры, с этого своего дома, мизансценируя, используя эти объекты - это всё мне помогало писать, потому что я всё это себе представлял. И потом, когда встал вопрос, снимать дома или подбирать что-то похожее, я даже сомневаться не стал. Пёс с ним, пусть делают, что хотят, но я буду снимать здесь, раз я писал про это место. У меня был такой опыт и с первым фильмом тоже, там было чуть попроще: Тверская область, деревня. Там мы тоже снимали, по сути, дома, потому что тот сценарий был написан моим отцом тоже с этой натуры, и другую было искать как-то бессмысленно, портить замысел. Ничего, пережили. Две разбитые плитки, повреждённый потолок, какие-то маленькие неудобства… В любом случае съёмочная группа понимала, что она у меня в гостях, так что вела себя безукоризненно.
Женский вопрос: гардероб персонажей. В первую очередь, дяди Саши, конечно. Он переодевается несколько раз на дню, чаще других персонажей. Один комплект ярче другого. Ваш гардеробчик или придуманный? И почему он такой броский, даже кичевый?
Его придумал я, а наш художник по костюмам Наталья Иванова воплотила это безукоризненно. Я думал о том, какие могут быть прототипы, кроме меня самого, и в отношении персонажа мне в голову пришёл такой микс из Никиты Сергеевича Михалкова и Евгения Евтушенко, который сам шил себе пиджаки из самых невероятных материалов, самых чудовищных расцветок и очень этим гордился. Я подумал, что моего героя одевает жена, что у него у самого ни воли, ни вкуса к этому нет. И поэтому всякий раз, когда то ли гости приходят и надо произвести впечатление, то ли в город выехать, вот он так и наряжается. Иногда смешно, иногда вызывающе. В любом случае не бытово.
После той манеры, в которой вы разговариваете с героями Анны Слю и Сергея Пускепалиса, хочется уточнить: вы нас всех, кто не такой образованный, как вы, презираете?
Дело-то не в образовании. Дядя Саша от людей добивается, чтобы они играли, как он видит. Он-то знает, как надо, а они этого не понимают. Если говорить о моей манере режиссёрской, это очень похоже на меня. Я считаю, что режиссёр - это диктатура, поскольку общее видение и ответственность на нём, а все остальные на площадке, кто бы то ни был, начинают замысел растаскивать с первой секунды, превращать его в своё что-то. И чтобы этого не допустить и снять кино, которое ты хочешь снять, иногда приходится быть жёстким, иногда гипержёстким, иногда просто зверем. И это тоже узнаваемо, поэтому вызывало смех у профессиональной публики.
Следовательно, импровизаций актёрских на площадке не терпите?
Наоборот. В фильме же есть два способа существования актёрского: есть сцены, которые я называю бытовыми, это сама коллизия, когда приехал-уехал, влюбился-попытался. А есть сами репетиции Фолкнера. И вот там, если в бытовых сценах я точно знал, как что должно идти, какая там импровизация? Предложения, конечно, выслушиваю, актёры-то все большие, но вольницы не допускаю. А вот в сценах репетиции наоборот сказал: «Делайте, что хотите, но помните, что вам это надо будет повторить ещё раз, два, а то и три». И они распоясались абсолютно. Они творили такое, что я думал: «Боже, как мы это соберём?!» Но гений Вани Лебедева [режиссёр монтажа] привёл к тому, что вольница в репетициях сделана точнейшим образом по отношению к истории.
Вы на пресс-конференции сказали, что дядя Саша — гипотетический Гордон. Но ведь вы в кадре абсолютно узнаваемы. Лексически, поведенчески. Так поясните, в чём ключевая разница между тем Гордоном, на экране, и тем, с которым я сейчас разговариваю?
То, что есть в дяде Саше от меня прошлого - это выстраивание отношений между мужчинами и женщинами. Я всё-таки сам уже изжил это, у меня в этом плане уже совсем другая жизнь. Другая его часть — это я, к счастью, не состоявшийся профессиональный режиссёр. Потому что если бы я был вынужден снимать не от желания, а потому что это моя профессия, снимать кино или сериалы, как делают многие мои друзья-режиссёры, которые могли бы творить, но у них есть вынужденная необходимость снимать всё, что похоже на кино. И вот я, себя зная, превратился бы вот в такое чудовище, как дядя Саша. Поэтому я бы сказал, что дядя Саша состоит из трёх частей: это я в прошлом, вторая часть — это я не состоявшийся, слава богу, и третья — это я, Гордон, который смотрит вот за этими двумя, ведёт наблюдение и не боится эти наблюдения публиковать. Вот и всё.
Кстати, о самом названии фильма, «Дядя Саша». Имя Саша появилось, когда вы только писали сценарий, или это имя утвердилось, когда вы поняли, что сами исполните эту роль?
Ну, во-первых, это такой парафраз на тему «Дяди Вани»…
Но других коротких имён достаточно…
Да, но потом я понял, что я никому не отдам эту роль - просто некому, если честно. Я перебрал всех актёров, которые смогли бы это сыграть, и понял, что я убьюсь на площадке объяснять то, что я знаю про себя и так. А поскольку у меня режиссёрского образования нет, а актёрское есть, я подумал, что, в конце концов, сыграю сам. Но еще у этого имени есть история. Героя же надо называть официально: Александр — понятно, Петрович — папа мой, Гарри Борисович, в крещении Пётр. А Авербух — это наша родовая фамилия, которую дед сменил в 1918 году. Поэтому всё так и сложилось: настоящее, прошлое и возможное будущее.
Ближе к финалу у меня в голове зазвучал Филатов: «…всё одно, сведёт на баб». Так это фильм об отношении художника со своим предметом искусства или об отношениях с женщинами?
Не знаю. Потому что я одно время был сторонником учения сверхзадач, а это ровно то, что вы просите меня сейчас сформулировать. А потом, когда я понял, что сверхзадача ограничивает восприятие зрительское и навязывает некую мораль режиссёрскую, я от этого ушёл. То есть я работаю не этими кодами теперь, а кодами, как я уже сказал, типизации, узнаваемости. Чтобы каждый для себя, посмотрев материал, сделал вывод, про что это кино. Тем более, что критики всегда так делают.
Запомнился эпизод, когда в боксерском клубе вас просят о селфи. В реальной жизни такое часто бывает?
Тут, в Сочи, понятно, прохода нет. Да и в жизни, но это не потому, что я хороший, а потому что они меня каждый день по телевизору видят. Это такая печальная узнаваемость. А ещё я имел несчастье сыграть в сериале «Физрук», и после этого все мои награды, призы - они все пошли прахом, потому что куда бы я ни приезжал после этого по России, я везде слышал: «О! Мамай! Мамай!». 30-минутная роль сделала меня по-настоящему знаменитым. Ирония судьбы, конечно…
А в «Дяде Саше» парни подходят же к нему с угрозой: «Слышь, ты!» А он как раз говорит про королеву какую-то, бред в общем. И тут: «Слышь, ты! А селфи можно?» Это есть в нашей жизни, непонимание интонаций и привычка пугаться пустого места. Мне этот эпизод нужен был ещё и для ритма. Диалог большой с Пускепалисом, несмотря на то, что он там якобы дерётся на ринге, мне нужны были эти сбои, чтобы зрители услышали текст. Поэтому придумал такую сцену.
Тогда вопрос-просьба: предлагаю сделать селфи для оформления материала.
Давайте, только очки тёмные снимите. (снимаю очки) У вас красивые глаза. Но это вам дядя Саша говорит.
Если бы вы показывали «Дядю Сашу» в «Закрытом показе», кого позвали бы на обсуждение?
Всех, кого обидел. В первую очередь жюри кинофестиваля.
Беседовала Вероника Скурихина
