Писатель, режиссер и сценарист Стивен Чбоски известен прежде всего по фильму «Хорошо быть тихоней» — экранизации романа, который разошелся по миру тиражом в пять миллионов экземпляров и более двух лет продержался в списке бестселлеров New York Times. Чбоски — соавтор сценария диснеевской «Красавицы и чудовища», сценарист и режиссер «Чуда» Р. Дж. Паласио. Его комедию «Четыре угла» показывали на кинофестивале «Сандэнс». Чбоски написал сценарий для экранизации «Богемы» и участвовал в создании постап-сериала «Иерихон».
«Как и “Хорошо быть тихоней”, “Воображаемый друг” утверждает: в каких бы мрачных местах вы ни побывали, какие бы страшные вещи ни видели, никто, ничто, нигде не сможет лишить вас надежды. Эту истину Чбоски мастерски раскрыл в своем триллере. В только ему присущем стиле — основательно, с изюминкой. Жизнеутверждающе и страшно. Не знаю, как ему это удается. Он он делает это. И это — шедевр», - говорит Эмма Уостон.
О сюжете: В новом городе, в новой школе Кристофер не одинок: он слышит голос друга. Славный человек увлекает его за собой в Лес Миссии, где в преддверии Рождества мальчику предстоит построить домик на дереве и открыть вход в воображаемый мир. Кто же он — человек или монстр? Бог или дьявол?
Теперь, когда вы уже достаточно заинтригованы, предлагаем вам ознакомиться с фрагементом книги, которую выпускает издательство Эксмо.
***
Шериф зашел в лес один. Вечер четверга. Не скажешь, что День благодарения на носу. Погода стояла совершенно чудная: теплая и сухая. Только листья выдавали осеннюю пору. Желтые и кроваво-красные. Кожаные ботинки шерифа ступали по мягким тропинкам. Бесшумно, как мыши.
Что-то здесь было не так.
Пять дней миновало с тех пор, как в лесу обнаружили скелет, но шериф продолжал теряться в догадках. Когда он служил в Хилл-дистрикте, у его начальника был пес по кличке Шейн. Периодически Шейн усаживался на задние лапы и без причины начинал лаять. Шеф всегда говорил: «Тише, мой мальчик. Там ничего нет». А вдруг нечто все-таки было? Не зря же собачьи свистки издают высокочастотный звук, неуловимый для людей.
Возможно, существует и нечто такое, что различимо только собачьим глазом.
Шериф недоумевал, откуда вообще у него берутся подобные мысли. Человек он рациональный. Нынешнее расследование ничем не отличается от других. Да, смерть ребенка — ужасная трагедия. Но в полицейской практике — рутинное дело. В большом городе не проходит и недели, чтобы кто-нибудь не погиб. И дети — не исключение. На прежнем месте службы он встречал детей, живущих на помойках, в чуланах и подвалах. Он навидался такой скверны, что в принудительном порядке был направлен к штатному психотерапевту на краткосрочный курс реабилитации, очищающий мозги от всего лишнего.
Только вот девчушка с накрашенными ноготками в эту категорию не попадала.
Выбросить ее из головы он так и не смог. Но по какой причине на этой неделе он вспоминал о ней чаще обычного?
Объяснений у него не нашлось.
Не было объяснений и его внутреннему голосу. Что твердил о важности нынешнего дела. Рядовые граждане многого не понимают в работе полиции. Насмотревшись по телевидению детективов, они наивно полагают, что на каждое убийство будет брошен десяток оперативников, работающих день и ночь. В реальном же мире приходится устанавливать приоритеты. Распределять силы и средства. Шериф ответственно подходил к своей работе. Порой даже слишком. Но сейчас что-то подсказывало ему идти ва-банк. И когда в лесу нашли скелет, шериф подключил дополнительные ресурсы.
В криминалистике Карл, его давний приятель, был профессионалом высшей пробы, хотя физическая подготовка у него хромала. Поскольку речь шла о смерти ребенка, шериф попросил Карла немедленно прибыть на место преступления — ну да, сегодня воскресенье, и что из этого? Ну да, сверхурочно, да и черт с ним. Об этом скелете шериф хотел знать абсолютно все. Если кто и мог предоставить ему полную информацию, так это Карл. Федералы из Лэнгли не раз зазывали его к себе, да только жена Карла была круче ФБР.
— В гробу я видала твои спецслужбы, Карл. Я нипочем не брошу маму в Хомстеде! — И точка.
Когда приехал Карл, они вдвоем побродили по лесу и обменялись впечатлениями. Возраст ребенка оба оценили в семь-восемь лет на основании отсутствующих передних зубов. И оба сошлись на том, что останки очень долго пролежали в земле.
А как иначе объяснить тот факт, что скелет обвивали змеевидные корни дерева?
Вечером Карл с помощью своей команды переправил скелет в лабораторию для проведения всесторонней экспертизы. Он заявил, что на предпраздничной неделе у него все дни расписаны — одну только тещу умри, но свози три раза на мессу, — но все же пообещал выкроить время и не позднее пятницы сообщить шерифу о результатах.
А сам шериф всю неделю разбирался с последствиями зловещей находки. В больших городах криминальные вести не влияют на привычный ритм жизни. Но Милл-Гроув — городок маленький. А обитатели маленьких городков живут в постоянном страхе, покуда не раскрыто преступление.
Как жила в постоянном страхе девочка с накрашенными ноготками.
Отбросив эту мысль, шериф устремил свой взгляд дальше, на тропу. У мостика щипал траву олень — прямо иллюстрация к сказке про тролля и козлят. Господи, шериф и думать забыл об этой истории. Но в детстве он до смерти боялся этого тролля. Как боялись ведьму Гензель и Гретель.
Как боялась девочка с накрашенными…
— Так, хватит. Соберись, — сказал он вслух. Шериф понятия не имел, что именно он тут ищет. Вообще говоря, на этой неделе он со своими подчиненными прочесал этот лес вдоль и поперек, невзирая на вопли мистера Коллинза. Не нашли практически ничего. Ни вырезанных на стволах меток. Ни загадочных символов. Ни малейших признаков какого-либо культа или ритуального убийства.
Лес как лес.
Олени бегают.
Пивные банки валяются.
Этого, конечно, следовало ожидать. Когда история получила огласку, в лес потянулись не в меру любопытные (то бишь подростки), они же — любители пива и дуракаваляния. Ротозеи, окрестил их шериф. Мусор бросают прямо под ноги. Шериф приказал своим подчиненным собирать жестянки и сдавать в пункты приема, чтобы хоть как-то залатать дыры в бюджете управления после сверхурочных выплат. Услышав такое распоряжение, все посмеялись. Но когда поняли, что шериф не шутит, принялись собирать банки.
Шериф вышел на поляну.
Взглянул на плывущие по небу облака. Такой мягкий вечер, даром что ноябрь на дворе. Подумать только: до Рождества меньше месяца. Шериф вперился взглядом в стоящее посреди поляны дерево. Похожее на руку, простертую к небу. Какие-то ветви казались крепкими. Какие-то скрючились, как пальцы, изуродованные артритом.
Шериф подошел к домику на дереве. Даже не верилось, что семилетний ребенок организовал столь сложную работу. Лестница. Фундамент. Каркас. Да он просто гений, сын Кейт Риз. Домик — прямо копия настоящего.
Но в этот раз домик на дереве выглядел как-то по-другому.
Как будто всю неделю кто-то продолжал его отделку.
При этом никаких следов на земле шериф не заметил.
Никаких улик.
Разве что белый пластиковый пакет, болтавшийся на нижней ветке.
Шериф оперся ладонью на ствол. Кора на ощупь холодная, шершавая. По таким деревьям он и сам лазал школяром. Под таким деревом впервые поцеловался. Ее звали Жюстина Кобб: брекеты, летнее платьице и прекрасные светлые волосы.
Как у девочки с накрашенными ноготками.
Папочка.
Шериф опустил руку. И, собравшись выйти из леса, стряхнул с себя паутину. Скомкал в кулаке белый пластиковый пакет и уже было засунул этот мусор в карман. Но ни с того ни с сего начал мять пакет в ладони, как ребенок разминает новую бейсбольную перчатку из натуральной кожи. Раз за разом, раз за разом.
Хрясь.
Шериф обернулся. На него глядел олень. Шериф перевел глаза на белый пластиковый пакет. И вдруг захотел побыстрее унести ноги из этого леса. Какой-то голос повелел. Уматывать прямо сейчас. Но угрозы в этом голосе не было.
Скорее предостережение.
Повесив пакет на ту же ветку, шериф поспешил уйти. Во мраке штольни, отделявшей поляну от чащобы, он включил фонарик. И увидел, что на рельсах выцарапаны инициалы. Деревянная обрешетка исписана краской из баллончика — старые имена, больше похожие на иероглифы. На выходе из шахты его ожидал неприятный сюрприз.
Кем-то выброшенный холодильник.
Непонятно, как оперативники могли проглядеть такую штуковину — шериф не собирался спускать им такую халатность. Не ровен час, внутрь проберется заигравшийся ребенок и, не сумев вылезти, задохнется.
Шериф окинул взглядом холодильник. Большой, белый, допотопный, по бокам ржавчина, как тронувшая виски седина. В висках с сединой есть нечто возвышенное, как в церквях. Как в мессах, которые посещает теща Карла. Внутри холодильника кто-то устроил себе гнездо. То ли птица, то ли енот — непонятно. Эта живность никак себя не обнаруживала. Шериф потянулся к ручке холодильника — собирался захлопнуть дверцу.
И тут невесть откуда вырвалась змея.
Гремучая. Свернулась кольцами. Шипит. Фшшшш. Фшшшш.
Шериф попятился. Змея, извиваясь, подползала к нему. Трещала в траве, как детская погремушка. Споткнувшись о бревно, шериф упал. Гремучая змея поравнялась с ним. Обнажила ядовитые клыки. Изготовилась для атаки. И со страшной силой рванулась к его лицу, но шериф успел выхватить револьвер.
Бах.
Пуля разнесла в клочья змеиную головку.
Вскочив с земли, шериф стал смотреть, как дергается в траве змеиное тело. Как сворачиваются тугие пружины, будто древесные корни вокруг детского скелета. Для верности шериф выпустил вторую пулю — в змеиное туловище, а потом все же решил не оставлять открытой дверцу холодильника. Напоследок заглянув в гнездо, шериф увидел, что там уже копошится целый выводок. Захлопнув дверцу, он запер змеенышей внутри, а сам провел рукой по шее — не проникла ли к нему за ворот вертлявая тварь.
Шериф поспешил убраться из леса, напомнив себе вызвать бригаду герпетологов. Можно только гадать, откуда взялись эти змееныши в ноябре. Весна давным-давно миновала. Под зиму живность не плодится.
Что-то здесь было не так.
Видеть он не видел, но почуял — точно так же, как старый пес шефа чуял собачий свисток. Нечто похожее на ветер. Но вроде и не ветер. Звук больше походил на шорох змеи, обвивающей древесные ветви. Походил на… на…
Незримое шипение.
