Какой фильм вам лично больше всего нравится? Какой выиграет в номинации, как думаете?
Мне отчасти понравился Соркин, какие-то отдельные постановочные ходы, сцены. Там есть хорошая интонация. Я вообще люблю массовые сцены: на пять, на шесть, на семь человек, когда есть командная драматургия. Но в целом «Суд над чикагской семеркой» мне показался фильмом, сделанным для платформы.
Есть ощущение, что вообще все фильмы в последнее время делаются не для долгосрочного запоминания, что это всего лишь актуальная повестка – нет ощущения большого полотна, в отличие от классических голливудских фильмов, как с «Побегом из Шоушенка», например. Я имею в виду классическое голливудское кино, которое номинировалось на премию и получало ее. Хотя я не являюсь большим поклонником американского кино, начиная с 1980-х годов. Я являюсь поклонником кино 1970-х. Но в целом все выдающиеся работы XX века, отмеченные «Оскаром», имели долгосрочность, долговечность.
Есть ощущение, что все выпущенные в этом году фильмы, впрочем, как и те, что были на «Оскаре» в предыдущем году, сделаны для яркого, но не долгосрочного послевкусия.
Не знаю почему. Может, потому что много контента, может быть, не так все тщательно делается, не так продумано.
«Манк» мне не очень понравился. Одна из самых слабых картин Финчера, мне кажется. Хотя я понимаю, почему он за нее взялся. Все-таки наболело у него: он достаточно много сделал для кино, и для голливудского в частности, как выдающийся американский режиссер. Это абсолютно очевидно, хотя к нему есть претензии, потому что он очень часто увлекается формой, и, может быть, из-за этого так и не смогли отметить его за режиссуру или лучший фильм. Но в целом есть у него рефлексия о том, что он обделен вниманием. Может быть, и эта история с Манком, который является сценаристом «Гражданина Кейна», в общем, достаточно недооцененным – это, наверное, про биографию Финчера. Фильм мне показался очень слабым.
«Иуда и черный мессия» – это классический политический конъюнктурный фильм о расовой разобщенности в Америке, тема очень актуальна. Собственно говоря, там таких фильмов несколько.
«Девушка, подающая надежды» – феминистическая конъюнктура. Наверное, один из самых запоминающихся фильмов, на который я бы поставил, – это, наверное, «Земля кочевников». Но я не очень люблю эту сентиментальную интонацию. Мне кажется, это очень отчаянный поиск смыслов в бессмысленном обществе. Потому что мы переживаем очень тяжелый период, когда все нивелируется, и я сейчас не говорю о том, плохо это или хорошо. Мы абсолютно точно переходим в другую эпоху. Ищем какую-то другую религиозность, но не можем пока ее найти. И вот этот очень прозрачно сентиментальный взгляд на реальность в этой картине в попытке обрести смысл в таком очевидном безвыходном положении, когда вокруг тебя люди, огромный мир, ты можешь его вкусить и познать – это какие-то мантры.
Я это называю отчаянный поиск религиозности в отсутствии жесткой опоры внутри, потому что мы сейчас как малые дети: нас небезосновательно лишили прежних убеждений, героизма, скреп всяких. Я сейчас не говорю о российских, домостройских скрепах, а вообще о консервативных ценностях. А взамен пришло общество потребления, некая вселенская пустота, и мы ходим по всяким йогам, посылаем запросы во вселенную, рассуждаем о притяжении мышления.
Это все похоже на массовое занятие медитацией, которое больше превращается в прокрастинацию, а не в конкретное действие в поиске действительно новых смыслов.
Хотя картина, безусловно, человеколюбивая, она милосердная.
У Михалкова была такая картина – «Неоконченная пьеса для механического пианино». Там один из первых эпизодов, когда герой Богатырева говорит: «В этом простом русском человеке заключена мудрость». А рядом идущий отвечает ему: «Вы ему на ногу наступили». Тот смотрит – да, действительно – и начинает смеяться. Вот приблизительно так я считываю сейчас все позитивные философские, гуманистические, социальные поиски нового гуманизма, что ли. Потому что это все внешнее. Мне даже «Три билборда на границе Эббинга, Миссури» понравились больше, потому что они были жестче, они были про реальность и то, как человек с ней поступает. Про эту отчаянную борьбу женщины за благополучие семьи, достоинство мужчины.
Мне истории о том, что человек с этой реальностью ожесточенно борется, и что она к нему достаточно враждебна, кажутся более правдивыми. И это не означает, что они лишены любви, милосердия или гуманизма. Просто я очень не люблю этот нарочитый илонмасковский гуманизм, который на самом деле переходит в некоторой степени в стадию фашизма: «Если ты не с нами, ты против нас». Я не могу отметить ни одну картину. Если взять «Минари», то это уже было в «Магазинных воришках», в «Паразитах».
Нет большого высказывания, больших смыслов, нет больших героев. Все такое вроде бы гуманистическое, светлое, милосердное, такое там все тонкое и маленькое, что на это смотришь и думаешь: «Да, хорошо, ладно...» Даже «Маленькая мисс Счастье» очень жесткая была.
Нет таких поворотов, сейчас все стало очень политичным, конформистским, конъюнктурным. Все должно отвечать неким социальным запросам. Все боятся кому-то на ногу наступить. Всеобщее квотирование.
Всем угодить, никого не обидеть, не исследовать актуальной повестки. Мне не хватает этого.
А вы вникали в новые требования, которые будут предъявляться номинантам с 2024 года? Относительно расы, инклюзивности.
Есть какой-то высокий запрос на структуризацию нашего мира. На общемировой порядок. Такое ощущение, что посредством в том числе искусства и тем более такого массового, как кино, пытаются навязать какую-то структурированную повестку. И это так нарочито очевидно! Так читается, что теряется то, ради чего делается искусство.
Настоящее искусство: и в живописи, и в музыке, и в кино тем более – вещь жестокая, жесткая. Это «Лолита» Набокова. Оно на грани всегда. Здесь не может быть конформизма, конъюнктуры, здесь не может быть никакого квотирования. Меня раздражает, когда политика и социальная повестка навязывают определенную структуру искусству. Вообще искусство – это про одиночество. Понятное дело, что кино делает большое количество людей, но в целом режиссер делает свое кино. Художник пишет свою картину. Писатель пишет свою книгу. И он один с этим миром, он с ним конфликтует, он с ним враждует, он добивается истины. И здесь не может быть никакого «понравиться всем», «всех полюбить», «со всеми подружиться». Например, «Звук металла» – хороший фильм про пацана, который пытается понять, как в этом мире ориентироваться. Гуманистический? Да. Но во всех элементах слащавый.
«Прирожденные убийцы» Стоуна были живые и жесткие. Это была картина про любовь, про насущное. «Беспечный ездок», «Полуночный ковбой». А эти лишены жесткого художнического авторского стержня. Некоторым все эти новые коды нравятся, и политика кажется актуальной в искусстве. Я считаю, что это в чистом виде заблуждение.
Это ведет к обезличиванию и обесцениванию природы искусства.
Я ни в коем случае себя лично не считаю выдающимся художником, но я знаю, что такое катарсис от искусства, когда ты смотришь произведение искусства и понимаешь, что это круто. И это тебя наполняет. И лучшие примеры этого киноискусства всегда были максимально жесткие. Как «Последнее искушение Христа» или «Мой друг Иван Лапшин». «Рублев» тот же самый.
То, что я вижу сейчас, особенно в сериалах, – это все яркое, профессиональное, крутое, талантливое. Мне это кажется очень бодрым, но недолговечным. Не фильм, а проект, контент. Ощущение, что ярко, смело, бодро, а завтра я уже и не вспомню, кто это делал, заем и почему. Одно дело – телевидение и радио, когда ты с утра встал и сказал: «Алиса, «Эхо Москвы» – и тебе рассказывают, что там сегодня происходит или вчера происходило. Ты послушал и забыл. А к вечеру вообще хочется посидеть, чаю выпить, с людьми поговорить. Это кино не про вечное. Темы-то важные. Но были гораздо круче фильмы. «Американская история Икс». Сейчас все приобретает определенную неаккуратность. Ставлю я чисто формально на «Землю кочевников», потому что там большая актриса играет очень сложную роль, атмосфера очень интересная.
Мне лично по постановке понравился «Суд над чикагской семеркой», но это Соркин. У него очень хорошая ирония и драма. Еще он очень любит командные истории с большим количеством персонажей и интересными артистами, хороший пафос. Все остальное мне показалось или конъюнктурным, или недостаточно сильным.
За Финчера обидно. Мне кажется, ему нужно немножко переосмыслить себя: он все-таки рекламный режиссер или он режиссер большого высказывания? Как в «Бойцовском клубе». Вот это был прямо удар под дых. Вот это было в лоб прямо. И до сих пор это мыло на фоне избитых Брэда Питта и Эдварда Нортона – это притча во языцех.
Нет сейчас таких картин. Наверное, потому что нет таких амбиций, хочется угодить моменту времени и не спровоцировать никого на конфликт. Никого не обидеть. А нельзя сделать больше искусство, никого не обидев.
Я убежден, что, сделав большое искусство здесь и сейчас, ты обидишь почти всех. Потом поймут, что ты был прав и смотрел в будущее. Но здесь и сейчас ты либо обидишь всех, либо всех вдохновишь, но так редко бывает.
«Форрест Гамп» – это уникальное сочетание смыслов и эстетики. А то, что выходит сейчас... Бодро, профессионально, круто, но недолговечно.
