15 мая прошел второй показ фильма Сарика Андреасяна «Непрощенный» в рамках фестиваля «Виват, кино России!» (премьера прошла в рамках ММКФ). Фильм довольно лаконично представил сам режиссер, после чего зал на два часа погрузился в переживания истории Виталия Калоева. Картина действительно не нуждалась в долгих представлениях, история оказалась настолько эмоциональной, что почти весь фильм в зале то и дело раздавались всхлипывания.
После окончания показа благодарная публика надолго захватила режиссера, всем хотелось поделиться впечатлениями или задать свои вопросы. Когда зрители отпустили Сарика, корреспондент Киноафиши смог пообщаться с режиссером о фильме, кастинге и творчестве в целом.
Сейчас все говорят о «Непрощенном», и после просмотра остался вопрос – а почему «Непрощенный»? Кто в итоге не прощен?
Оба. К развязке фильма и главный герой не прощен семьей диспетчера, потому что он забрал жизнь Нельсона, и диспетчер в итоге не прощен им. Все события фильма приводят к обоюдной вине – с одной стороны дети диспетчера остались без отца, с другой – отец остался без семьи. Конечно, у нас были и другие варианты названия: например, «В тишине», потому что в доме главного героя всегда была тишина, и между событиями он в нее возвращался и в итоге остался совсем. Вторым вариантом названия было «Мистер Калоев» - его рассматривали потому, что к герою именно так обращаются во время его поисков за рубежом, общения с представителями компании и в суде. Но «Непрощенный» – более емкое, загадочное название, в итоге мы остановились на нем.
Подскажите, как вы смогли разглядеть драматический потенциал у Дмитрия Нагиева (Прим.ред. «Непрощенный» - первая главная драматическая роль актера)
Я никогда не сомневался в его таланте. На днях Дима сам о себе сказал: «Вообще, разве я смешной человек? Посмотрите на меня, что во мне смешного?». Действительно, Дима – это абсолютно серьезная фактура, это герой. Давно, еще в 90х, был фильм «Чистилище», где у него была роль второго плана. Этот фильм был до «модернов» и всего остального, и он отлично там сыграл. С тех пор я запомнил его как разностороннего артиста. Затем, когда он играл в моих комедиях, я с ним общался и всегда видел, что это глубокий человек. В нем все это есть - просто нет предложений. Когда мы стали работать над «Непрощенным», я подумал, что взять Нагиева на главную роль – это будет открытием артиста. Эта роль может стать для него знаковой. Когда делаешь артистам такие неожиданные предложения, они вкладывают в роль все свои силы, для них это не очередная, а очень важная работа. В такой ситуации артист будет идти до конца, вложит в фильм все свои силы, сыграет по максимуму. Я в какой-то степени рискнул, но этот риск был оправдан.
А кого-то кроме Нагиева рассматривали на главную роль?
Нет. Мы сразу с Дмитрием пообщались, провели пробы бороды, грима, одежды и поняли, что нашли того, кто нам нужен.
А когда писали сценарий, вы как представляли этого героя?
Как и все. Я знаю прототип, поэтому представлял себе восточного мужчину, худощавого. Если говорить о западных актерах, это мог бы быть кто-то вроде Рассела Кроу или Мэла Гибсона – мне была нужна очень мужская, сильная сухая фактура. Из российских артистов лег на душу Дмитрий. Я как-то смотрел его фотографии в интернете, была какая-то премьера или новость, связанная с ним, я открыл ее и представил себе – нет этих очков, этой одежды… И думаю – а ведь надо попробовать, кажется, это он.
Ходят слухи, что Эдриан Броуди был заинтересован в сценарии. Это правда?
Броуди тогда снимался в Болгарии, я ездил к нему в гости. Когда мы встретились, он уже прочитал сценарий, говорил, что плакал. Он был готов сниматься, а я думал – и как это будет? Американский актер, пусть и великий, снимается в российском кино, играет русского человека, вокруг все артисты говорят на русском – и мы, все зрители, делаем вид, что не знаем, что он американец? Это очень странно. Мне кажется, фильм просто потерял бы свое звучание. С Димой картина приобрела степень обязательной к просмотру, а с Броуди, я думаю, так бы не получилось. Да и было это в 2013 году, тогда был первый вариант сценария, на английском. Сценарий потом переводили и многое меняли.
А почему?
Американский сценарист пытался сделать фильм более международным и универсальным, и получилась не наша в ментальном отношении история. Для нашего зрителя там было много нестыковок, даже такие смешные вещи, как, например, когда герой говорит «я выпишу ему чек» - таких вещей у нас просто не бывает. Поэтому после перевода мы стали переписывать сценарий так, как должно быть в России.
Думаю, вы знаете, что по мотивам этих событий был еще фильм «Последствия» с Арнольдом Шварценеггером. Сравнение картин неизбежно. Как вы думаете, в чем главное отличие вашего фильма?
Я про это фильм много слышал, но сам не смотрел: подумал, если это картина хорошая – я могу невольно что-то позаимствовать, чего ни в коем случае нельзя делать. А если фильм не понравится, то у меня может сложиться впечатление, что эта история никому не интересна. Я знаю, что тот фильм провалился в прокате, но, на мой взгляд, наш фильм будет актуальней. Судя по тому, что мне рассказывали, у нас совершенно другой тон повествования. В «Последствиях», на сколько мне известно, есть вымышленные вещи, например, в финале к герою приходит уже взрослый ребенок диспетчера. Всё действие фильма происходит в Америке, герой тоже живет там. Видимо, в нашей стране больше распиарили, что фильм по мотивам истории Калоева, нигде в мире это не упоминалось.
В «Непрощенном» мы осознанно обратились к тем событиям и героям, потому что история Калоева взорвала мир, все об этом говорили, писали мировые СМИ. Понятно, что наш фильм художественный, и художественности там много, но она вся деликатная. На мой взгляд, мы никак не оскорбляем чувства Калоева и тех, кто потерял детей в этой катастрофе.
Уже сейчас вашему фильму пророчат большое фестивальное будущее, вы планируете представлять его на больших зарубежных фестивалях, показывать в других странах?
В июне у нас будет шанхайский кинофестиваль, это фестиваль класса А, нас пригласили во внеконкурсную программу. Также мы хотели бы попасть на фестиваль в Торонто, потому что в плане киносмотра это самый большой фестиваль в мире, и туда почти никогда не попадает российское кино. На кинофестиваль в Торонто приезжают кинематографисты со всего мира, и участие в его программе очень престижно. После него уже можно подавать заявку на Золотой Глобус, например. Все будет развиваться поступательно. если мы почувствуем, что есть отдача - будем форсировать премии и фестивали. Пока прошел только второй показ фильма.
И прошел успешно, публика бурно реагировала
Да, и на открытии Российской программы Московского Международного Кинофестиваля тоже все хорошо прошло. Там интересно получилось – на выходе из зала такой длинный коридор, где я задержался после премьеры. И все 800 человек, которые выходили из зала меня обнимали и благодарили. Это очень трогательно и немного смущает. Но дает ощущение, что все не зря.
А сам Калоев видел фильм?
Нет, и мы его осознанно не приглашали, да и думаем, что он бы не пришел. Мы не хотим бередить такую рану. Я даже не знаю, как его приглашать? «Здравствуйте, приходите на фильм, сняли про вас, как вы потеряли семью»? Я не знаю, как такое преподнести человеку. Конечно, мы все равно получили обратную связь. На первом просмотре были представители осетинской диаспоры, человек 20, они подошли и сказали, что фильм «по-кавказски сдержан и деликатен». Я был им благодарен. Также картину прокомментировал племянник Калоева, он сказал, что что-то мы конечно переврали (что естественно, мы же не знаем всех подробностей), но фильм сделан очень старательно.
Давайте о вашем творчестве. Сначала вы смешили людей, а теперь заставляете нас рыдать. Это смена парадигмы? Планируете к комедиям возвращаться?
Да, комедии намечаются, но… В нашем обществе стоит мощное человеческое начало, какой бы удачной ни была комедия, она никогда не вызывает тех эмоции, которые может вызвать хорошая драма. Конечно, мне приятно, когда люди в зале смеются. Но драмы вызывают больший отклик, по «Землетрясению», например, мне до сих пор приходят письма от зрителей. Ни одна комедия, даже самая успешная, не вызывает такой реакции, такого ажиотажа. Так что если и возвращаться в комедии, то лучше чередовать их с драмами.
С комедиями ведь просто так сложилось. Когда ты заканчиваешь киношколу, перед тобой не лежит 200 сценариев и ты не выбираешь, что будешь делать. Нет – ты голодный, и только пытаешься найти себя в жизни. И так получилось, что я стал снимать комедии. Снял первые несколько фильмов, сложился стереотип: «У него получается делать комедии, пусть он их и снимает». Когда режиссеры только начинают учиться, их помыслы очень высокие. Мы хотим говорить что-то важное, вести диалог со зрителем, так что драмы – очень логичный путь. Спилберг до сих пор делает «Парки юрского периода», а потом раз – и мы видим «Шпионский мост». Чередование жанров – европейский подход, голливудский. Главное, чтобы был материал, который мне понравится.
А сам этот переход от комедии к драме был сложным?
Режиссура – это ремесло, и я им, на мой взгляд, владею. Понятно, что в принципе можно снять любой жанр, другой вопрос – что лучше получается? Я стал замечать, что везде, где есть драматический тон, у меня выходит хорошо. Сначала это были короткие новеллы в фильмах «Мамы» и «С новым годом, мамы!», через них переход и состоялся. Я снял трагикомедию на 20 минут один раз, потом еще раз, и понял, что хочу снять полноценную драму.
Какой из ваших фильмов вы могли бы назвать самым личным?
Я очень люблю три своих фильма, это «Ограбление по-американски», «Землетрясение» и «Непрощенный». Это три фильма, в которых уже есть профессиональный подход, много режиссерских придумок. Я понимаю, что мои приемы не считываются зрителями, но я знаю, что вещи, которые я придумываю – работают. Например, в «Непрощенном», в сцене, где Дима идёт по полю - нет звука. И только его спина дрожит – это не случайность, все было заранее придумано. Мы решили, что здесь будет общий план и больше ничего в кадре не будет: камера поднимается в небо и, пока она летит, мы видим эту спину.
Такие вещи я и люблю в драме, потому что в комедии такого нет. В смешных лентах, наоборот, все быстро, легко и, не дай бог, что-то сделать сложное, а в драме у каждой сцены есть какие-то решения по камере, по свету. Сегодня я снова смотрел фильм, сидел и получал удовольствие от своей работы – все приемы, все монтажные склейки, всё на своем месте. И получается рассказ, и зритель его понимает.
Беседовала Екатерина Штифель
