«Хороший год»: Рецензия Киноафиши
Ридли Скотт, похоже, сдает позиции: его свежая комически-нравоучительная история про обретение себя слишком скучна, аморфна и банальна для режиссера такого класса. Несмотря на энергичность съемки, пастораль – явно не родная стихия автора «Дуэлянтов», «Ганнибала» и «Падения “Черного ястреба”».
Замысел «Хорошего года» сам по себе чрезвычайно прост: окунуть циничного, саркастичного и антиромантичного лондонского маклера в поэтический, буколический мир виноградников Прованса, среди которых, собственно, прошло золотое детство главного героя – лучшая пора его жизни. В ироническом ракурсе даны два мира, между которыми может – или, если угодно, должен – выбирать Макс-на-миллион (такое прозвище в детстве получил персонаж Расселла Кроу). С одной стороны – бессмысленная суета, дух наживы и спекуляции, бездушная алчность и холодный расчет. Из этого мира нельзя отлучиться даже в отпуск: как только начальник главного героя сделал это впервые за пятнадцать лет каторжного труда, его тут же «подсидели» и, таким образом, изгнали из насиженного «рая». Не зря саркастичный Макс называет своих подчиненных исключительно «лабораторными крысами»: люди, всю жизнь «торгующие воздухом» и извлекающие прибыль из виртуального антипространства ценных (ценных ли?) бумаг, и впрямь жертвы чудовищного лабораторного опыта, в котором экспериментатор и подопытный – одно и то же лицо. С другой стороны – старинные виноградные плантации, романтичные французские барышни, солнце, прозрачный воздух, воспоминания о бедовом дядюшке Генри (Альберт Финни), оставившем Максу-на-миллион этот заповедный уголок, и аромат настоящих прованских вин, иногда, правда, отдающих псиной и куриным пометом. Ностальгируя по своему прекрасному отрочеству, по девочке, шептавшей ему в детстве французские любовные фразы возле бассейна, и прочей ерунде, герой бросает бездуховный биржевой ад и оседает в благодатном краю виноградных лоз, под конец уже просто утопая в сконструированной режиссером идиллии.
Ирония, насквозь пронизывающая «Хороший год», мало что меняет, впрочем, в выбранной конструкции. Камера, частенько находящаяся как бы в таком же легком подпитии, что и некоторые персонажи, непрерывно заглядывает в вырезы платьев, фиксирует шлепки по ягодицам с соответственными случаю комментариями, а во время пауз демонстрирует зрителю скорпионов, которых Ридли Скотт зачем-то постоянно запускает в декорации (возможно, кстати, что ужас актеров при виде этих милых созданий вполне непритворен, как и на съемках «Чужого», где, по преданию, сцену с первым явлением великого и ужасного пришлеца сняли на глазах и при участии актеров, о ней заранее не предупрежденных). Как бы то ни было, ни скорпионы, ни временами колоритные детские воспоминания не способны придать этому коктейлю из легких шуток, нравоучительных банальностей и ягодичных вихляний сатирическую зоркость либо драматический объем. «Хороший год», пожалуй, не лишен определенной элегантности, однако он явно не в состоянии ни как следует рассмешить, ни по-настоящему задеть за живое.
Vlad Dracula
