«Вавилон»: Рецензия Киноафиши
Режиссер Алехандро Гонсалес Иньярриту и его постоянный сценарист Гильермо Арриага задумали создать монументальную фреску о взаимонепонимании и отъединенности друг от друга людей, чей язык Господь разделил на множество наречий, причем не только в национально-филологическом смысле, но и в смысле взаимного отчуждения даже принадлежащих к одному и тому же народу персон. Вышла, однако, нелепая трагедия ошибок, к тому же ошибок не столько совершенных героями картины, сколько режиссерских. Весь «Вавилон» – один сплошной парад недоразумений, который авторы фильма напрасно пытаются выдать за мудрую философическую притчу.
Некий японец, живущий вдвоем с глухонемой дочкой-нимфоманкой, в порыве душевного расположения дарит ружье своему марокканскому проводнику. Тот, зеркально уподобясь гоголевскому Ивану Ивановичу, пытавшемуся выменять у Ивана Никифоровича старое ружье на бурую свинью, меняет подаренный ствол на козу. Сыновья же покупателя, отвлекшись от радостей мастурбации на светлый образ собственной сестры, стреляют по автобусу и случайно попадают в американскую туристку (Кейт Бланшетт), которая случайно заехала с мужем (Брэд Питт) в марокканскую глухомань, дабы как-то развеяться после скоропостижной смерти младшего ребенка от, судя по всему, острой сердечной недостаточности и каких-то последовавших за этим неясных размолвок. В это время присматривающая за оставшимися двумя детишками уехавшей пары полукомическая мексиканка, более полутора десятилетий нелегально живущая в США, забирает их в Мексику – на свадьбу сына, откуда троица возвращается на машине изрядно подвыпившего родственничка «гувернантки» (Гаэль Гарсия Берналь), который, случайно нарушив некоторое количество правил дорожного движения и пересечения границы, стремительно удирает от полиции, бросив всех трех пассажиров в пустыне и случайно о них забыв по отъезде в неизвестном направлении. Почти все персонажи «Вавилона» вызывают физиологическое омерзение: и маленький марокканец, стреляющий по живым мишеням в перерывах между подглядыванием за голой сестрой; и юная японка в мини-мини-юбке и без трусов, демонстрирующая всем без разбору свои гениталии; и герой Берналя, отрывающий голову петуху; и обмазанные тортом жирные молодожены; и герой Питта, яростно бросающийся на ни в чем не повинных пассажиров туристического автобуса. Апофеозом полной художественной невменяемости авторов «Вавилона» служит эпизод, где раненая жена признаётся мужу в том, что она обмочилась, после чего разворачивается сцена чуть ли не интимной близости, пока персонаж Брэда Питта стаскивает с супруги мокрые трусы и заботливо подставляет под нее кастрюльку, в которую через несколько мгновений начинает достоверно капать новая порция свежепроизведенной урины. Вероятно, лишь по рассеянности Иньярриту забыл подложить под Кейт Бланшетт вместе с кастрюлькой еще одну камеру, дабы ничто не ускользнуло от внимания зрителей. (Единственное утешение во всей этой истории – не только для Кейт Бланшетт, но и для меня – огромный, почти с человеческий рост, марокканский косяк, превосходящий самое смелое воображение самого отважного любителя расширить свое сознание.)
Впрочем, почти тут же режиссер берет реванш, демонстрируя прелести вечно полуголой истеричной японки, которая к концу картины обнажается уже совершенно и на протяжении нескольких эпизодов расхаживает перед камерой дезабилье. Особенно колоритна сцена соблазнения полицейского, гораздо больше напоминающая леденящие кровь кадры из фильма «Звонок», нежели экзистенциальную драму, потому что голая девица со сведенными плечами и спадающими на лицо волосами, медленно надвигающаяся на камеру, ничего, кроме животного ужаса, вызвать не может по определению. Разумеется, понятно, о чем хочет сказать Иньярриту, – о тотальном одиночестве, которое современный человек пытается преодолеть с помощью невербальной, телесной, тактильной близости, – однако внятно это сказать и, главное, показать режиссер откровенно не умеет. В «Вавилоне», кажется, не осталось ничего от блистательного «21 грамма», кроме разве что столь любимого Гильермо Арриагой принципа склейки разновременных фрагментов взаимопересекающихся новелл. И если это многочасовое утопленное в физиологии псевдоинтеллектуальное занудство признать, вслед за каннским жюри, лучшей режиссурой, то что же тогда режиссура худшая?..
Vlad Dracula