«Трудности перевода»: Рецензия Киноафиши

После гениальной экранизации «Девственниц-самоубийц» Джеффри Юджинидеса просвещенное человечество в моем лице ждало от Софии Копполы чего-то не менее пронзительного и завораживающего. Не вышло: новое творение талантливой дочери голливудского мэтра оказалось вялым, скучным и безжизненным. И хотя критика приняла фильм на ура, Американская киноакадемия включила «Трудности перевода» в десятку лучших фильмов года, а отборщики «Золотого глобуса» номинировали картину в пяти категориях (лучший фильм в жанре «комедия/мюзикл», лучшая режиссура, лучший сценарий, лучший актер и лучшая актриса), мы (то бишь я) не разделяем подобного оптимизма и считаем, что кинематографическая публика в очередной раз устроила много шума из ничего. Начинается этот интеллектуальный шедевр с долгого и статичного среднего плана облаченной во что-то полупрозрачно-розовое женской задницы, которая (точнее, обладательница которой) время от времени тяжело вздыхает. Потом идут титры, а уж после начинается собственно фильм. Что означает первый кадр, сложно сказать наверняка, но вся экспозиция в целом навевает мрачные предчувствия. Которые довольно-таки быстро сбываются. В славном, но скучном городе Токио встречаются два одиночества. Одно одиночество зовут Бобом Харрисом, он – знаменитый голливудский актер, приехавший рекламировать местное виски, и играет его тоже знаменитый голливудский актер Билл Мюррей. Играет, к слову сказать, отлично, поскольку вообще с возрастом и с каждой новой ролью смотрится все лучше и лучше. Второе одиночество, совсем еще юное, именуется Шарлоттой, и играет ее Скарлетт Йоханссон – девушка в общем милая, но актриса (пока, по крайней мере) откровенно никакая. Она (Шарлотта то есть) – выпускница философского факультета Йельского университета, но ее солидный интеллектуальный багаж заключается в обладании высоким бюстом и привычке читать популярные книги про йогу в одном просвечивающем белье: других доказательств недюжинного ума героини в фильме не предъявлено. Хотя, с другой стороны, она бесконечно духовно развита по сравнению с некой приехавшей в Японию американской моделью, знакомой Боба, которая, нюхнув несколько невпопад собственные подмышки, с веселым смехом заявляет окружающему люду, что от нее ужасно воняет. Тонкий психологизм, черт возьми. Придется дать «Оскара». Встречаются они, стало быть, в городе Токио и составляют друг другу компанию, потому как грустно им очень. Боб женат двадцать пять лет, так что стоит ли объяснять, как ему плохо. Шарлотта же замужем всего два года, но муж почти не замечает ее, ибо погружен в работу, а по ночам безбожно храпит, вместо того чтобы заниматься делом. И вот шастают Боб и Шарлотта по городу Токио туда-сюда: то в суши-бар, то в караоке-бар, то на вечеринку к случайным приятелям – иллюстрируя восхитительные строки одного безвестного русского поэта: «И я верю, что светлый день настанет / И нам вместе очень хорошо станет». И подано это все невероятно скучно, и диалоги по большей части бессмысленные, и бродят бесцельные и бесцветные герои, не зная, куда же им наконец приткнуться. И лежат Боб и Шарлотта (никаких постельных сцен, только сочный поцелуй в финале), аки Тристан и Изольда, и Шарлотта молвит: «Погано». И с заднего ряда кинотеатра «Аврора» доносится возглас, сопровождаемый характерным звуком открываемой пивной бутылки: «Да, блин. Совсем погано». Понятно, что люди одиноки, особенно в больших городах, понятно, что их время от времени тянет друг к другу, непонятно только, почему «умное» кино должно быть снотворным и лишенным какого бы то ни было напряжения («внешнего», «внутреннего» – любого). (Кстати, «картинка» Японии в «Трудностях перевода» донельзя стерилизована и не идет ни в какое сравнение не только с мистериальными фантазиями Пола Шрейдера из кинофрески «Мисима: жизнь в четырех главах», но даже с изображением японского мегаполиса в реалистическом «Черном дожде» Ридли Скотта.) А что касается собственно трудностей перевода, то имеется в начале несколько смешных сцен, когда многоречивая японская трескотня переводится на английский фразами из трех-четырех коротких слов. Но главные трудности преследуют здесь российских переводчиков, которые не догадываются, что «Эвелин Вау» на самом деле – знаменитый писатель Ивлин Во, и никак не могут выбрать, какого же рода в русском языке слово «виски» – мужского или среднего, употребляя его то так, то эдак. Vlad Dracula