«Страсти Христовы»: Рецензия Киноафиши

Мел Гибсон – удивительный человек. В то время как большинство людей, именуемых творческими натурами, стараются по-своему перетолковать христианство, изымая из него тайну и парадокс и добавляя рациональных аргументов, житейского здравомыслия и каких-нибудь общечеловеческих ценностей, Гибсон остается верен древней традиции, не дающей сделать из себя детскую книжку-раскраску или учебник по маркетингу. Осуждая решение II Ватиканского собора, разрешившего священнослужителям проводить мессы на родном языке, Гибсон назвал Ватикан «волком в овечьей шкуре»: отказ от богослужений на латыни и иерархические интриги лишь дискредитируют, по мнению звезды «Храброго сердца» и «Смертельного оружия», католическую церковь. Сам Гибсон входит в группу консервативных католиков «Святая семья» и каждое воскресенье посещает часовню в Малибу, построенную на его деньги, где мессы проводятся только на латыни. Поэтому не удивительно, что «Страсти Христовы» сняты не на английском, а на латыни и арамейском, причем Гибсон вначале даже планировал выпустить фильм без субтитров. Обычно режиссеры, снимающие фильмы об Иисусе Христе, впадают либо в сентиментальное сюсюканье, столь характерное для нынешних протестантов, либо в ересь, в той или иной степени отрицая божественность Христа и весь круг догматов, выработанных многовековой христианской традицией. К первой категории относится, например, «Иисус» Джона Криша и Питера Сайкса (1979), заканчивающийся слащавым и пошлым разъяснением того, что только что происходило на экране, и едва ли не списком адресов, куда можно обратиться по просмотре. К фильмам второго рода можно причислить «Последнее искушение Христа» Мартина Скорсезе (1988) и телефильм Роджера Янга «Иисус» (1999), входящий в цикл библейских фильмов, снятых различными режиссерами в преддверии миллениума. «Евангелие от Матфея» Пазолини вышло какой-то странной патетической скороговоркой; знаменитый же проект «Иисус Христос – суперзвезда» вообще сложно отнести к чему-либо ввиду откровенной бредовости содержания. Единственной картиной, соединившей в себе художественную силу и богословскую глубину, был «Иисус из Назарета» Франко Дзеффирелли (1977). Гибсону удалось, пожалуй, создать еще более мощную и проникновенную кинофреску. «Страсти Христовы» – своего рода культурный шок. Пугающая достоверность в изображении исторических событий (почти весь фильм так или иначе связан со сценами кровавых побоев, что было ошибочно принято публикой за натурализм) одухотворяется иконичностью изображения и силой богословских ходов. Когда Мария подходит к своему окровавленному Сыну, несущему крест по дороге, на которой выстроились кошмарные, будто только что сошедшие с картин Босха персонажи (кстати, ряд эпизодов почти полностью следует босховской прорисовке), Он говорит Ей: «Се, творю все новое». Будучи сказаны не во время проповеди, а в момент величайшего страдания и унижения, эти слова обретают особую – парадоксальную – наглядность: Крест есть путь, и истина, и жизнь. Если воспоминания Христа, несущего крест или уже висящего на нем, и воспоминания Марии и Магдалины отмечены определенным психологизмом, то все, что происходит в настоящем времени, – священнодействие, мистерия. Жесты персонажей сдержанны, слова скупы, камера точна и аккуратна. Внешнее действие отдано статистам – разъяренной толпе иудеев, требующих распять Иисуса, и свирепствующим римским легионерам; экспрессия же главных героев дана через взгляд, положение рук, средние планы склоненного тела и неистерических, почти сухих слез, сбегающих по обездвиженному страданием лицу (лишь Магдалина эмоционально несколько выделяется на фоне следующих вместе с нею за Христом Марии и Иоанна). Все актеры играют превосходно, минимумом слов и жестов выражая максимум смысла. Но среди «лиц второго плана» отмечу Сатану, тонко и необычно решенного режиссером и блестяще сыгранного Розалиндой Челентано. Это змееподобное – в пластическом смысле – создание с мертвенно-бледным лицом и бесцветными холодными глазами (сравните с ярко-карими глазами Христа!), лишенное сколь-либо явных признаков возраста и пола, – без всяких спецэффектов, одной лишь тенью улыбки способно повергнуть в ужас. Если Понтий Пилат олицетворяет сомнение, сомневающееся даже в себе самом («что есть истина?»), то Сатана – сомнение, которое абсолютно спокойно, самодостаточно и самодовольно. Бесстрастный сарказм этого существа достигает высшей точки в акте богохульства, когда позади легионеров, смотрящих, как бичуют Христа, оно (они? он? она?) идет, изображая Богоматерь с Младенцем... Иногда актерам, садящимся в режиссерское кресло, удаются поразительные вещи. Таковы, например, «Мертвец идет» и «Колыбель будет качаться» Тима Роббинса, или «Страж перекрестка» и «Обещание» Шона Пенна, или «Август» Энтони Хопкинса – английская версия «Дяди Вани». Таковы же и «Страсти Христовы» – третья картина Мела Гибсона в качестве режиссера и первая в качестве сценариста. Безусловно, это один из самых гениальных фильмов, снятых за всю историю мирового кино. Vlad Dracula