«Малышка на миллион»: Рецензия Киноафиши

Как бы смешно это ни прозвучало, но по прошествии нескольких десятилетий режиссерского опыта Клинт Иствуд стал одним из самых великих кинопостановщиков современности. «Таинственная река», а теперь и «Малышка на миллион» – яркие тому подтверждения. Million Dollar Baby – абсолютно не гламурная, не приключенческая, не поучительная, почти не спортивная, почти не социальная и почти не голливудская история. Она движется в совершенно иной плоскости, живет в совершенно другом измерении, нежели даже лучшие (в своем роде, конечно, а не в абсолютном эстетическом весе) и непохожие друг на друга фильмы о боксе, такие, как «Бешеный бык», первая часть «Рокки», «Ураган» и «Али». «Бешеный бык» предельно психологичен, «Рокки» поучительно сентиментален, «Ураган» сентиментально поучителен, а «Али» вообще переходит на территорию политики. Клинта Иствуда волнует иное: его картина – предсмертная исповедь человека, на мгновение вырвавшегося из тьмы к свету и этим светом безжалостно, безразлично и почти мгновенно убитого, причем исповедь, рассказанная устами другого. Мэгги Фитцджеральд (Хилари Суонк), никому не ведомая провинциалка слегка за тридцать из какого-то медвежьего угла в штате Миссури, работающая официанткой и питающаяся объедками со столов своей закусочной, приходит в боксерский зал бить грушу, через год, послав в нокаут энное количество соперниц, уже участвует в поединке за звание чемпиона мира и в этом поединке погибает. Но цель ее жизни достигнута: в то время как тысячи, миллионы подобных ей умирают, сожалея о бездарно и бесцельно прожитой жизни, она умирает с памятью о ярком мгновении славы и (что гораздо больше, точнее и вернее славы) обретенного смысла. «Мой брат в тюрьме, сестра получает пособие на ребенка… отец умер, а мать весит 125 килограммов. Я могла бы купить фургон и фритюрницу и успокоиться, но…» И вот здесь Иствуд превращает повествование в разбор социальных (точнее даже, прасоциальных) архетипов: главной героине противостоит не обольщение славой, не власть денег и не шантаж толпы, жаждущей зрелищ (Иствуд предельно точно фиксирует механику и эстетику боя, оставляя на скамьях в зале лишь сжатую до объема профессиональной корпорации, послушную и статичную массовку, которая всегда только фон и никогда – власть), – нет, Мэгги противостоит общество успокоившихся людей, людей с избыточным весом, которые выбрали социальное пособие и Диснейленд и навсегда забыли, что такое самозабвение и самоотречение. «Чудеса происходят, когда человек дерется ради мечты, которой кроме него не видит никто». Ради этой невидимой мечты Фрэнки Данн (Клинт Иствуд) содержит облупившийся и зачахший боксерский зал, который приносит больше убытков, чем прибыли. Ради той же мечты он 23 года держит у себя помощником полубольного боксера Эдди Скрэпа (Морган Фриман), который 23 года назад лишился глаза в бою, в котором его бросили все, кроме не имевшего к нему никакого отношения Фрэнки. И ради этого Эдди привечает в зале всех отчаявшихся, и всех надеющихся, и всех слабых, и начинающих боксеров, и просто соседских дурачков вроде Опасного, который никак не может уразуметь, как засовывают такое количество льда в такое узкое бутылочное горлышко, но уверен, что скоро станет чемпионом мира. И ради этого же Фрэнки 23 года ходит в церковь, донимая священника фантасмагорическими расспросами про троичность Божества и непорочное зачатие, потому что не может простить себе трагедии чужого последнего боя, и пишет письма дочери, которая, скорее всего, никогда ему не ответит, чтобы эти письма снова и снова ложились ему под дверь с надписью «Вернуть отправителю». Клинта Иствуда решительно не волнует сюжетная иерархия: сначала предуготовление, потом кульминация и – прощальное моралите в финале. Нет, он вводит в курс дела, в бой с первых же кадров, с равной размеренностью обрушивая на зрителя парадоксальную мудрость героев (чтобы отступить, надо броситься вперед) и лаконичность жизнеописания отбросов общества. Так же и на последнем поединке ничего не заканчивается: с бестрепетностью человека, знающего цену смерти, Иствуд долго, бесконечно долго снимает умирание главной героини, фиксируя гибель тела, проходящего через онемение, разложение и ампутацию и дающего душе кричать о себе лишь посредством глаз. Но через это умирание является и умиротворяющее милосердие: отвергнув совет священника не вмешиваться в чужое страдание и предоставить всё Богу, Фрэнки Данн поставит своевольную, но вполне ожидаемую и закономерную точку в драме, расшифровав в финале надпись на боксерском халате героини, сделанную им на гэльском – языке Йейтса, который он неведомо зачем учит сначала посреди боксерского зала, а потом у постели умирающей Мэгги. Возможно – «ради мечты, которой кроме него не видит никто». Vlad Dracula