«Пиджак»: Рецензия Киноафиши

Американское кинематографическое сознание отличается известной последовательностью: если через туннель, скрывающийся за ящиком бумагохранилища, любой желающий может проникнуть в сознание Джона Малковича, то вполне логично предположить, что в камере хранения трупов бывшей покойницкой может скрываться психофизический туннель для контакта пациентов желтого дома образца 1992 года с жителями окрестных мест образца 2007 года. Фильм «Пиджак», собственно, и посвящен особенностям подобной логики. Вообще говоря, «Пиджак» – произведение, скрывающее в себе множество самых разнообразных пластов, связанных с теми или иными особенностями североамериканского кинематографа. Неплохо было бы провести по этому поводу вот какой эксперимент: вместо ажурного плетения словес (или не очень ажурного, но все равно плетения – наведения тени на известную конструкцию) четко разлиновать картину, разбив ее на темы, которые, хоть и связаны, конечно, друг с другом, все-таки представляют отдельный интерес. Ну, так, собственно, и поступим.Тема I: ПУТЕШЕСТВИЕ ВО ВРЕМЕНИФильмы о путешествиях во времени довольно четко подразделяются на две категории: на те, где время совершенно независимо от человека, и те, где время хотя бы в какой-то степени находится внутри него. Соответственно в первых тронное место занимает физический эксперимент, во вторых – судьба. Классические примеры первого варианта – «Машина времени», «Назад в будущее» и «Гостья из будущего»; классические варианты второго – «Двенадцать обезьян», «Донни Дарко» и «Эффект бабочки». «Пиджак», безусловно, фильм второго рода. В нем, собственно, нет даже никакого устройства для перемещения во времени: просто пациенты психлечебницы, будучи подопытными кроликами некоего доктора Беккера (Крис Кристофферсон), практикующего запрещенные еще в 70-х методы шоковой терапии, засовываются в ящик/секцию бывшего трупохранилища, там смирно лежат, наслаждаясь лошадиными дозами нейролептиков, и под воздействием лекарств и замкнутого пространства тьмы входят в транс, позволяющий им наносить визиты в недалекое будущее. Тут, правда, заключен некий парадокс, потому что транс-то психический, а путешествие как будто бы вполне физическое. Конечно, в конце концов все оборачивается приключением сознания, а не тела, и гибель 1 января 1993 года обрывает-таки предсмертные терзания и посмертные монологи главного героя, но недосказанность, не так давно загубившая и без того бездарный «Эффект бабочки», остается: как может сознание парить по «объективным», «физическим» коридорам времени, если время – это внутренняя форма сознания, за границами человеческого Я не имеющая ни существования, ни смысла? К чести создателей «Пиджака», нужно признать, что они все-таки закольцовывают судьбу и возвращают действие к исходному рубежу памяти: пройдя испытание будущим (2007 годом, ничем не отличающимся от 1992-го, кроме одной «маленькой» личной трагедии), главный герой встречает в настоящем свою предрешенную физическую смерть – как и персонаж Брюса Уиллиса в «Двенадцати обезьянах», ребенком наблюдающий собственную гибель в прологе и эпилоге, как и персонаж Джейка Гилленхаала в «Донни Дарко», делающий 28 дней, предсказанные в лунатическом видении хэллоуинным кроликом, отрезком возвращения из безвременья к собственной смерти.Тема II: ВОЙНА, СНЕГ, АМНЕЗИЯПохоже, что Вьетнамская война, служившая американцам неисчерпаемым источником трагедии и творчества, постепенно уступает место Иракской войне. Боевики, сделанные по более-менее горячим следам «Бури в пустыне», отошли в прошлое – настало время экзистенциальных драм. В 1991-м солдат Джек Старкс (Эдриен Броуди) пытается спасти от кровавой бойни иракского мальчика, за что получает от него пулю в голову (практически финал «Афганского излома» Владимира Бортко). В 1992-м, чудом выжив, он выходит из больницы с частичной амнезией, но попадает в психлечебницу за убийство полицейского, которое не совершал. Дело происходит в штате Вермонт: именно там когда-то скрывался от мира то ли сошедший с ума, то ли просветлевший, то ли исполнивший и то и другое сразу ветеран Вьетнамской войны в «Гриль-баре “Порох”» Ли Дэвида Злотоффа (1996). Но тогда Вермонтом правила багряно-золотая осень, теперь же здесь царствует снег – верный и безошибочный маркер трагедии в некомедийном и нерождественском североамериканском кино (вспомним «Простой план» Сэма Рэйми, или «Скорбь» Пола Шрейдера, или «Цирюльника» Майкла Бафаро). Это снежное поле, пересыпанное черными факелами мертвых деревьев, – идеальный фон для видений, для одновременного существования в двух мирах: как будто бы понятном и привычном «этом» и неподвластном сознанию «том», где неожиданно узнаёшь, что твоя смерть в реальном измерении наступит ровно через четыре дня. Недаром, конечно, события «Пиджака» происходят именно с солдатом. Солдат – вообще существо мистическое: он и жертвенный агнец («Сердце Ангела»), и искупительная фигура, восходящая через ад и чистилище коматозных галлюцинаций к вечному свету («Лестница Иакова»). Тема III: ВИДЕНИЯ И МОРАЛЬНЫЙ ВЫБОРВидения главного героя имеют, впрочем, четкую моральную окраску. Чтобы спасти от беспросветного депрессивно-алкоголического будущего, откроющегося ему в 2007 году, маленькую девочку Джекки, чьей маме он помог завести машину на пустынном шоссе в 1992-м, Джек Старкс совершает свой второй подвиг, снова завершающийся смертью, на сей раз уже не клинической, а окончательной: первым актом было спасение иракского ребенка, отстрелившего солдату изрядную долю мозга, вторым – составление письма, изменившего жизнь других персонажей, но захлопнувшего двери за главным героем. В «Пиджаке» нравственное не разлито по сумеречным коридорам блуждающего сознания, как в той же «Лестнице Иакова» Эдриана Лайна, представляющей собой фактически путеводитель души к Богу, или как в «Коматозниках» Джоэла Шумахера, обнажающих за паранормальными экспериментами мистерию искупления. Скорее, видение и поступок спаяны внешней, причинно-следственной связью, как в Femme fatale Брайана Де Пальмы: центральный персонаж каким-то образом видит нечто недолжное в будущем и совершает поступок в настоящем, отменяющий будущие события. В «Пиджаке», правда, этот поступок оказывается возвращением к смерти.

Vlad Dracula