«Жмурки»: Рецензия Киноафиши

Алексей Балабанов решил окинуть ироническим взглядом 90-е годы. Эпоха диких бандитов в малиновых пиджаках и непрерывных разборок и черных переделов всего и вся предстала у него как своего рода игра в жмурки. Последнее слово, само собой, надлежит разуметь в патологоанатомическом смысле.

Нельзя сказать, что Балабанова постигла в данном случае особенно сиятельная и легкокрылая удача, но кое-какие вещи все же ему удались. Прежде всего это галерея образов, извлекающих из нашей памяти незабвенный сюр переходной постперестроечной эпохи, когда на свет, притом далеко не Божий, выползли такие персонажи, которые до того были возможны разве что в гофмановских фантазиях. Вот герой Сергея Маковецкого, жалующийся, что теперь в людском мнении он выглядит отмороженным на всю голову, в то время как на самом деле он отморожен не на всю голову. Вот персонаж несколько неожиданного в этом фильме, но дивно органичного Никиты Михалкова, наркобосса в коротком рыжеватом парике, который всюду, в том числе и по самодельным моргам, таскает с собою своего малолетнего жирного отпрыска, уча его уму-разуму («Мама заругается!»), и который отправляет в неудачно сделанный камин подрядившегося этот камин устроить интеллигента-архитектора (Андрей Панин) со словами: «Карачун тебе, “церетели”!» Вот герой Дмитрия Дюжева, инфантильный олигофрен с лошадиной ухмылкой, которого хлебом не корми – дай только кого-нибудь убить, избить или запытать до полного прихода старика Кондратия. Вот адвокат в исполнении Дмитрия Певцова – абсолютно фантастический персонаж с бородкой, цилиндрическими очками и глазами, съехавшимися «в кучку», который прямо в офисе своей юрконсультации меняет героин на наличные. Вот герой Алексея Серебрякова – «доктор», на дому производящий наркоту и оделяющий всех входящих недружественным сквернословием посреди своего свинарника. Вот колоритнейший воровской авторитет по кличке Мозг (Гарик Сукачёв), как будто перекочевавший сюда прямиком из «Место встречи изменить нельзя». Вот бесподобный студент-медик (Сергей Глазунов), обвешанный с головы до ног металлической атрибутикой и со стоическим безразличием извлекающий пулю из живота главного героя, справляясь по институтскому учебнику, посреди кровавых луж и беспорядочно валяющихся покойников. И, конечно, невесть откуда взявшийся чернокожий персонаж по прозвищу Баклажан (Григорий Сиятвинда), которого именуют то «негром», то «эфиопом», то «эфиопцем», но который зовет себя русским и который на самом деле русский, что видно по бойкому, без всякого акцента, славянскому говору и душевному приятию национальных спиртных напитков. Вся эта пестрошерстная компания на протяжении целого фильма занята исключительно одним, зато в высшей степени важным делом: поголовным устранением прочих претендентов на наркоприбыль, то есть – друг друга.

Однако, несмотря на столь выразительные характеры и по-хорошему забавные диалоги, в главном Балабанова постигла очевидная неудача. «Жмурки», какие бы иронические и автоиронические фигуры ни выписывались создателями фильма, – стопроцентно жанровое кино, а вот с жанром-то как раз и загвоздка. Для боевика здесь слишком много гротеска и слишком мало бури и натиска, а для комедии, пусть даже и черной, – очевидный перебор с предельной серьезностью пускаемой крови. Кроваво-мозговые пятна на стенах и головах, причем головах отнюдь не тех, кому принадлежат вылетевшие мозги, кровавые дорожки, тянущиеся за отволакиваемыми трупами, брошенные вповалку голые тела в импровизированном морге, ножи, с маниакально методической серьезностью расширяющие проходы во вполне еще живой плоти… все это не тянет даже на трэш, потому что для трэша сарказм превыше крови и прочих телесных субстанций. Балабанов же в своих многочисленных кровавых эпизодах вовсе не саркастичен, а охвачен пафосом абсолютного документального натурализма, что почти совсем не вяжется с остальной – гротесково-пародийной – фактурой картины. Создатель «Замка», «Брата» и «Войны» угодил в данном случае аккурат в какое-то безвоздушное «межстульчатое» пространство, где все творческие ходы пропадают в вакууме аннигилировавших друг друга жанровых начал.

Есть и еще одно обстоятельство, начинающее под конец вызывать некоторое глухое раздражение. Это – почвенническая, «корневая» идеология, с навязчивой и почти агрессивной буквальностью преподносимая зрителю. «Жмурки» представляют собой, в сущности, похождения парочки отмороженных киллеров, которые в идеологическом плане являют полную противоположность друг другу. Герой Дмитрия Дюжева – тот, который инфантильный олигофрен, – мечтает уехать в США, учит английский по комиксам, питается в McDonald’s, брезгует испить «ключевой» водицы из уличной колонки, хотя с удовольствием хлещет жуткую «автоматную» газировку из грязного общего стакана, и даже именует себя Саймоном, в то время как на самом деле его зовут Семен. Его товарищ, которого играет Алексей Панин, напротив, не знает английского, не любит фаст-фуд, пьет воду на улице и, что самое главное, ходит везде с черной кожаной папкой, где лежит… православная икона, реально оберегающая хозяина от любых напастей. Еще герой Панина крестится, завидев любую церковь, в том числе и во время им же самим устроенной резни, любит порассуждать о Божьей милости и Божьей помощи и всячески агитирует своего напарника отречься от америкопоклонства и обратиться в истинную веру. Все это обыгрывается совершенно серьезно и даже с очевидным назиданием, что, откровенно говоря, плохо вяжется с контекстом. Если в «Брате» (в обеих частях) Балабанову все-таки удалось упаковать идеологический месседж – русский «кердык» – в соответствующую (благодаря контрапункту) художественную форму, то в «Жмурках» идеология преподносится зрителю совсем уж в чистом и неразбавленном виде. Не то чтобы Балабанов был совсем неправ, не то чтобы в McDonald’s готовили полезную для организма пищу, а американская массовая культура отвечала взыскательным вкусам ценителей; нет, возможно – и даже скорее всего – так оно и есть, как утверждают авторы фильма, а через них – могучая славянофильская традиция. Однако произведение искусства – это не то поле, где нужно навязывать в прямой и явной форме буквально понятые идеологические концепты, в противном случае эстетика, как скидывающий кожу оборотень, очень быстро превращается в публицистику, а киносеанс – в агиткампанию.

Vlad Dracula