«Порок на экспорт»: Рецензия Киноафиши

Фильм, в российском прокате обозначенный как «Порок на экспорт» (а в расписании сеансов одного из кинотеатров – в закономерное довершение абсурда – как «Пророк на экспорт»), на самом деле называется Eastern Promises – «Восточные обещания». Авторов картины интересует вовсе не экспортирование порока из мафиозных глубин далекой России, тем более что в Лондоне, где происходит действие Eastern Promises, хватает и собственных пороков, – нет, им важны именно обещания, данные обреченным людям теми, кто заведомо эти обещания не выполнит. Eastern Promises – фильм не о русской мафии, но о гибели надежды.

Собственно, сценарист Стив Найт продолжает в «Пороке на экспорт» линию, начатую им в «Грязных прелестях», поставленных Стивеном Фрирзом. Оба произведения – о попытках третьего мира укорениться в самом сердце западной цивилизации (в обоих случаях это Лондон). Только если в «Грязных прелестях» третий мир представлен лучшими своими выходцами – политэмигрантом-нигерийцем и мечтательницей-турчанкой, то в «Пороке на экспорт» – худшими персонажами, российскими ворами в законе (а то, что Россия тоже страна третьего мира, как бы ни пыжилась отечественная пропаганда, изображая августейшее первое лицо страны на фоне счастливых доярок и колосящихся нив, – факт неоспоримый, по крайней мере до тех пор, пока наше драгоценное государство в лице его слившейся с бизнес-элитами административной бюрократии живет целенаправленным обманом своих граждан и примитивной распродажей углеводородных ресурсов). В обоих фильмах пришлецов ведут в обустроенный мир Европы мечта и надежда, которые, конечно же, по большей части иллюзорны: если Провидению угодно растоптать тебя, оно тебя растопчет в любом уголке земного шара, и вся разница лишь в том, что в одном случае продадут твою почку, а в другом – твое зарезервированное для чужих удовольствий тело. 14-летняя девушка из-под Новокузнецка, чей отец заживо погиб в шахте («мы все здесь похоронены заживо», – пишет она в дневнике, из-за которого и разгорается сюжетный криминальный сыр-бор), вырывается в лучший, прекрасный, обетованный мир, но перевозчик-харон, торгующий живым товаром, не выполнит обещаний: она будет посажена на героиновую иглу, изнасилована, избита, родит полумертвого ребенка и умрет, истекая кровью в лондонской больнице. И для Стива Найта, одного из лучших современных сценаристов, это не просто технология зарабатывания денег известными преступными структурами – это почти универсальная модель «адаптации» беглецов из мира худшего в лучшем из всех возможных миров. Веками обустраивавшему свое более-менее благополучное бытие, прошедшему через ад мировых войн, холокоста и финансовых кризисов евроамериканскому «раю» никто не нужен: он беспощадно отторгает проникающие в него инородные тела и души – как раковые клетки или вирусы. И эта жестокость западного мира на самом деле единственный залог его выживания, постоянного воспроизводства собственной идентификации, потому так важно частное, персональное милосердие – нелегальных иммигрантов в «Грязных прелестях» или больничной акушерки, которую играет Наоми Уоттс, в «Пороке на экспорт».

Дэвид Кроненберг, долгие годы как бы спиральными витками переходивший от экспонирования встроенных во внутренний мир homo sapiens телесных фантазмов к чистой аналитике человеческой натуры, в «Оправданной жестокости» блестяще завершил эту траекторию. «Порок на экспорт» – органическое продолжение «Оправданной жестокости», только не вглубь, а «вширь»; это в буквальном смысле материальное расширение пространства зла, понятого как осевая энергия души. Но теперь всепоглощающая (без всяких мистических аккордов) инфернальность, скрытая под тихой, нежной, умиротворенной личиной, которая в «Оправданной жестокости» владела героем Вигго Мортенсена, а в «Пороке на экспорт» обрела лицо Армина Мюллер-Шталя, получила противовес, коего в «Оправданной жестокости» не было и быть не могло по определению. Мир Eastern Promises несопоставимо более гуманистичен, несмотря на жуткие строки из дневника и несмотря на гениально снятую сцену убийства в бане, где втыкание ножей в глаза и ломание суставов предстают без балетно-каскадерского флера, без театральных криков и показных прыжков: только короткая, резкая схватка тел, одно из которых к тому же полностью обнажено, и плотный, несценичный хрип смерти. В Eastern Promises два персонажа, Наоми Уоттс и Вигго Мортенсена (который, кстати, почти буквально повторил рисунок своей роли в «Оправданной жестокости» – и снова предельно точно, глубоко и емко, без всяких следов предшествующего арагорничанья), представляют противоположную сторону, если угодно – свет. Их схватка с русской мафией, показанной без обычной в таких случаях мифологически-залихватской «клюквы», – это не только и не столько пресловутая борьба с преступностью: в гораздо большей степени это реанимация надежды, вытекающей вместе с кровью из внутренностей умирающей роженицы. И если «Оправданная жестокость» – A History of Violence – была чистой, беспримесной «Историей насилия» (как, собственно, и переводится название картины), то «Порок на экспорт» – история милосердия, воскрешения той робкой, глупой и единственно спасительной мечты, которая была дана в восточных обещаниях.

Vlad Dracula