«Космос как предчувствие»: Рецензия Киноафиши
Вообще говоря, с таким названием нужно было снимать предысторию нашествия марсиан, о котором недавно поведал нам Спилберг, только снимать с блоковским пафосом: помните – «Предчувствую Тебя. Года проходят мимо…»? Тогда была бы интрига – и даже некоторая фатальность была бы. А так… космос отдельно, ром, баба, котлеты и мухи – тоже отдельно.
Кстати, о котлетах и бабе. Несмотря на столь весомый сюжетообразующий посыл, как предчувствие космоса, действие разворачивается все больше в столовой, где Евгений Миронов в поварской амуниции, играющий (как всегда, отлично) идиота, только в задорно-возрастном, а не в достоевском смысле, жарит котлеты на глазах у двух изумленных барышень – Ирины Пеговой и Елены Лядовой, которые норовят вышеупомянутые котлеты стащить и съесть прямо в дверях. Первая, кстати, невеста главного героя, а вторая – ее сестра, ждущая своего часа, когда Виктор Коньков по прозвищу Конек (это и есть Миронов) перейдет наконец к ней по комсомольской эстафете. Еще есть некий политически ориентированный на заграницу и хорошо обученный приемам выживания Герман (Евгений Цыганов), у которого Конек берет уроки бокса и – заодно – углубленного осмысления всего сущего. Эти четверо в известной степени повторяют диспозицию предыдущего фильма Алексея Учителя «Прогулка», выясняя, кто умнее, кто сильнее духом и кто кого куда поцеловал (откровения на последнюю тему – отдельная история, достойная кисти Рубенса или Кустодиева). Еще на персонажей в виде неясного томления время от времени нисходит космос, который принимает облик запущенного в СССР первого искусственного спутника Земли, пролетающего аккурат над героями, предающимися любовным утехам на ветреном берегу, за коим неусыпно наблюдает зоркое око пограничников. Как этот символ связан с житьем-бытьем северного рабочего городка конца 50-х, политическими прозрениями Германа и радостным заливистым лаем Конька – неясно. Правда, Герман время от времени намекает, что он законспирированный космонавт, вот-вот взмоющий на ракете к звездам, но поверить в это способны разве что те не отягощенные многими знаниями и многими скорбями великовозрастные младенцы, которыми Александр Миндадзе населил свою перенесенную на целлулоид повесть.
Еще более странен финал, где герои в поезде, держащем курс на Москву, встречают некоего летчика Юру, который застенчив, как воспитанница монастыря, и ходит с развязанным шнурком на правом ботинке. Если бы этот Юра обернулся на всплеск сорвавшегося вопроса и назвал свою фамилию: «Гагарин», а потом пошли бы титры – финал обрел бы некоторую драматургическую силу, которая, быть может, отчасти искупила бы несуразность сюжета. Однако после сцены встречи в поезде Учитель долго и с патетическим азартом идеологически выверенного кино 50–70-х показывает, как Гагарин (единственно вот – с развязавшимся шнурком на правом ботинке) бодро шагает навстречу Хрущеву и столь же бодро рапортует ему об успешном исходе полета, как Хрущев обнимает Гагарина, как вослед машине с всенародным героем бежит с букетом персонаж Миронова, крича: «Это я – Конек!», в то время как голос за кадром напевает, что ему, голосу, не нужен берег турецкий, да и Африка не нужна тоже, так что все действо в конце концов превращается в бурную самопародию. Парадоксальным противовесом этому винегрету из официоза и прелестей взросления могло бы стать, например, утверждение, что Герман на самом деле Герман Степанович Титов, будущий Герой Советского Союза, вторым узревший Землю в иллюминаторе (хотя должен был быть первым), но политически неустойчивый Герман для режиссерских надобностей вынужден кануть в студеных северных водах.
Самое интересное, однако, то, как эволюционирует режиссер Учитель. С каждым игровым фильмом его сила как профессионала «картинки» и звука растет (звук в «Космосе как предчувствии» сделан настолько качественно, органично и рельефно, что ничем не уступает аналогичной стороне голливудских блокбастеров, а визуально блистательная сцена на аттракционе «Сюрприз» явно перекочевала сюда из арсенала интеллектуальных психотриллеров), в то время как уровень избираемых сценариев катастрофически падает. «Прогулка» выглядит по сравнению с изящно-декадентскими «Манией Жизели» и «Дневником его жены» банальным телевизионным реалити-шоу, хотя, с другой стороны, в сопоставлении с «Космосом…» она вполне себе конкурентоспособна. Миндадзе, по правде сказать, никогда не писал гениальных сценариев, но определенную драматическую напряженность все-таки конструировал; то, что он сделал на этот раз, по своей беспомощной бессвязности, по несостыкованности сюжетных линий и бессмысленности декларируемой идеи превосходит все пределы хорошего вкуса и элементарного здравомыслия. Перефразируя классика, здесь можно смело воскликнуть: ты, Моцарт, переплюнул сам себя!
Vlad Dracula
