«1612»: Рецензия Киноафиши
Свежий блокбастер Владимира Хотиненко о 1612 годе планово подоспел как раз к дню освобождения Московии от польско-шляхетских захватчиков. Про три раздела Речи Посполитой, не считая совсем, в сущности, недавнего пакта Молотова – Риббентропа, в России никто уж и не помнит, зато о том, как полумифологический Иван Сусанин, сошедший преимущественно с оперных подмостков, водил ясновельможных панов на экскурсию по «Золотому кольцу» русских достопримечательностей, помнят так активно, что готовы это праздновать еще несколько веков. Недаром фильм изготавливался Студией ТРИТЭ и студией «Золотой Орел» на деньги равноудаленных от монаршего гнева Внешторгбанка и РАО «ЕЭС России» под мудрым продюсерским руководством Никиты Михалкова, который успешно продолжает семейную традицию по виртуозному вылизыванию сокрытых от публики частей тела их величеств, сиятельств и превосходительств, сочиняя письма от имени деятелей культуры и снимая киноздравицы к высочайшим юбилеям. Однако даже если в основе замысла «1612» и лежал патриотический госзаказ, на выходе получилось нечто совсем иное (последние сомнения на этот счет рассеивает характерное высказывание гетмана: «В Москве без Ксении делать нечего. Там и своих дураков хватает»). То, что создал Владимир Хотиненко, – скорее психоаналитическая фэнтези-феерия, смастеренное по мотивам известных исторических событий ирреалити-шоу с участием единорога, репинских бурлаков, дрессированного медведя, двух божьих коровок, карлицы, испанского призрака, Александра Балуева, непрестанно закатывающего зрачки под глазные яблоки, и боевой девицы Матрены, фехтующей двумя мечами одновременно.
Временами кажется, что ничего более фантасмагорического показать уже нельзя, но не проходит и десяти минут, как Хотиненко и сценарист Ариф Алиев опровергают этот предрассудок, выталкивая на сцену очередного винтажного фрика или какого-нибудь персонажа, одним фактом своего существования опровергающего все исторические знания о русской Смуте. На фоне постоянно появляющегося в кадре единорога польские шляхтичи с искусственными (хорошо хоть, не настоящими) ангельскими крыльями за спиной воспринимаются как нечто само собой разумеющееся, однако создатели «1612» непрерывно возгоняют градус зрительского удивления: вот уже Боярская дума всерьез рассматривает претензии на русский престол славного гишпанского кабальеро Андрейки, потомка Рюрика и Чингисхана (поскольку Алиев написал еще и сценарий «Монгола», Чингисхана нельзя было не упомянуть, хотя вполне обошлись без упоминания Лжедмитрия II, патриарха Гермогена, Ляпунова, Заруцкого, Скопина-Шуйского и прочих малозначительных персонажей), а среди еще не обглоданных поэтами березок виднеется столпник в исполнении Валерия Золотухина, изрядно смахивающий не то на Гэндальфа, не то на Сарумана и лишь для приличия слегка русифицированный в духе полотен Михаила Нестерова. Русские пушкари одним-единственным ядром уничтожают чуть ли не весь отряд европейских наемников, беглый холоп с блеском научается виртуознейшим премудростям фехтования во сне (!) у испанского призрака (!!), князь Пожарский в топорно-брутальном исполнении Михаила Пореченкова сходит с памятника самому себе и Минину (правда, по дороге в кадр Минин куда-то пропадает), чтобы произнести гениальную фразу «Божья коровка, лети на небо, принеси мне хлеба», а герой Артура Смольянинова утешает героя Петра Кислова типичным, надо полагать, московитским восклицанием рубежа XVI–XVII веков: «Да ты не парься, Андрюха!» Собственно, последняя реплика как раз и была, судя по тому, что получилось, главным девизом авторов и съемочной группы.
Четверть века тому назад, по окончании Высших курсов сценаристов и режиссеров, Хотиненко мечтал снять о Смутном времени кинофреску в духе Тарковского и Бондарчука. Если бы тогда ему это удалось, возможно, теперь гипертрофированная отроческая эрекция у забора царевниной купальни, каждые пятнадцать минут актуализируемая фрейдистским контекстом единорога (про богословско-мифологическую подоплеку последнего здесь, право же, и вспоминать как-то неловко), не сыграла бы столь значительную роль в новой, весьма нестандартно отредактированной киноистории русской Смуты.
Vlad Dracula