«Вторжение»: Рецензия Киноафиши
«Вторжение» – четвертая (и самая многострадальная) экранизация теперь уже явно бессмертной истории Джека Финни, которая была первоначально опубликована в 1955 году в виде серии глав в журнале Collier под названием «Вторжение похитителей тел», а затем вышла отдельным изданием в жанре романа и именовалась уже просто «Похитители тел». В 1956 году произведение Финни экранизировал Дон Сигел («Вторжение похитителей тел»), в 1978-м – Филип Кауфман (снова «Вторжение похитителей тел»), в 1993-м – Абель Феррара, сокративший название до «Похитителей тел», а в 2005–2007 годах – целая группа товарищей, весьма немногое оставившая от первоисточника и назвавшая свой конечный продукт просто «Вторжением».
Сложно сказать, что двигало продюсером Джоэлом Силвером, когда он нанимал для съемок фантастического блокбастера никогда не работавшего в Голливуде немецкого режиссера Оливера Хиршбигеля, поставившего к тому времени такие, без преувеличения, высокоинтеллектуальные и даже во многом метафизические драмы, как «Эксперимент» и «Бункер». Но когда в конце 2005 года Хиршбигель сдал готовый материал на Warner Bros., Силвер (работающий с авторами примерно так же, как его однофамилец или предок из «Острова сокровищ» – с пассажирами взятых на абордаж судов) схватился за голову: вместо энергетического экшен боссы студии увидели скрупулезно, до квадратного миллиметра выверенную визуальную медитацию с обилием трудных для обывательского понимания диалогов от сценариста-дебютанта Дэвида Кажганича и почти полным отсутствием перестрелок, погонь и прочих гарпунов, гарантированно бьющих зрительские кошельки. Силвер потребовал переснять картину, но Хиршбигель уже был поглощен новыми заботами и контрактами, так что для переделки фильма Warner Bros. наняла братьев Вачовски, которые, будучи заняты своим новым проектом Speed Racer, частично переписали сценарий, а досъемки отдали на откуп давнему другу и помощнику Джеймсу МакТигу, режиссеру V for Vendetta. МакТиг с энтузиазмом воспринял дружеский призыв и в конце 2006 – начале 2007 года переснял, по некоторым подсчетам, едва ли не до двух третей картины, чуть не отправив Николь Кидман в лучший мир при наполнении «Вторжения» сценами автомобильных погонь и обогатив изображение рваным монтажом с совмещающими разновременные эпизоды кадрами-вставками. Таким образом, на инопланетном материале повторилась печальная судьба четвертой/нулевой части «Изгоняющего дьявола», где приглашенный продюсерами для перемонтажа и пересъемок Ренни Харлин оставил от первоначальной версии Пола Шрейдера всего две минуты ранее отснятых кадров (впрочем, трактовка Харлина не так уж сильно уступала шрейдеровской, компенсировав свою мейнстримность отменной изощренностью сюжета, достигнутой при переработке сценария, и захватывающей дух тотальностью кровавых перверсий).
Вопреки утверждению многих критиков и зрителей, «Вторжение» – бесспорно качественное кино. Теперь уже сложно досконально определить, какие кадры принадлежат Хиршбигелю, какие – МакТигу, а какие отчеканены одной, но пламенной извилиной Джоэла Силвера, одного из самых коммерчески успешных американских продюсеров, да и вряд ли, наверное, нужно это определять. Однако столь бурный и хаотичный метод работы сделал «Вторжение» разностилевым, с зачастую не вполне органичными спайками соседствующих эпизодов и явно «скомканным», «проглоченным» финалом, где быстрый, выданный скороговоркой медицинский хэппи-энд соседствует с предрасполагающей к совершенно иным сюжетным коллизиям философской максимой. Оба режиссера, снимавших The Invasion: и Оливер Хиршбигель, и Джеймс МакТиг, – в высшей степени талантливые мастера своего дела, однако это люди разного художественного темперамента, разных эстетических пристрастий, к тому же в данном случае ставившие себе совершенно разные задачи, в силу чего «Вторжение», собственно, и производит несколько странное впечатление. Именно поэтому новый продукт Warner Bros. бесспорно уступает, например, магически-завораживающим «Похитителям тел» Абеля Феррары.
Несмотря на все съемочные, досъемочные и пересъемочные кошмары, The Invasion – фильм, последовательно и радикально ставящий одну из главных проблем человечества, проблему соотношения коллективности и свободы. Когда Финни писал в середине 50-х свой текст, последний весьма четко интерпретировался в атмосфере маккартистских общественных чисток как вариация на темы «красной угрозы», коммунистической тоталитарности, превращавшей человека из своевольной личности в единицу общеколлективного бытия. Однако в отличие от оруэлловской антиутопии, где запредельный ужас происходящего был сплошной длящейся пыткой, история с космическими похитителями тел более светла и, если угодно, оптимистична: сообщество переродившихся людей по-настоящему счастливо, пусть это счастье и отдает для стороннего наблюдателя свежевыжатым кошмаром. В сценарии Дэвида Кажганича правда инопланетных спор, переплавляющих человеческие индивидуальности в единую надличную волю и чисто органическую общность, подчеркнута особенно рельефно. Муж героини Николь Кидман совершенно прав, когда говорит, что в новом, генетически модифицированном социуме никто не будет для своей «половинки» третьим (после ребенка и работы) и никто не скажет, как героиня Кидман при разводе: «Порой приходится причинять боль, чтобы сделать жизнь лучше». И совершенно прав переродившийся персонаж Дэниела Крэйга, рассказывающий об идеальном мире, где никто не будет друг другу чуждым, чужим, где нет ни одиночества, ни вражды. В сущности, похитители тел спотыкаются лишь о самую последнюю преграду – когда собираются уничтожить тех, кто обладает биологическим иммунитетом к назначенному перерождению. И здесь инопланетные микрозавоеватели буквально повторяют тезис героини Кидман: «Порой приходится причинять боль, чтобы сделать жизнь лучше». Таким образом, в исходной точке зло земное и зло внеземное совершенно совпадают. А это значит, что нет действительной выгоды в обмене ужасов, вытекающих из человеческой свободы и исторически сопровождающих ее, на комфорт растворения в коллективной космической идентичности.
«Цивилизация рушится в момент наибольшей потребности в ней», – резюмирует российский дипломат Юрий Каганович на приеме в чешском посольстве (вообще, сцена этого приема – лучшая в фильме, настолько блистательны здесь диалоги и нестандартны характеры). «Цивилизация» для авторов «Вторжения» – ключевое слово и символ собственно человеческого, современно-человеческого. Внутри нее неизбежны хаос, террор и боль, однако расстаться со всем этим означает отказаться и от свободы, заданной человечеству если не в качестве наличной реальности, то хотя бы в качестве призвания. «Представить мир, в котором нет ужасов и насилия, – гласит парадоксальная финальная реплика, – значит представить мир без людей».
Vlad Dracula
