«Золотой компас»: Рецензия Киноафиши
Жанр фэнтези продолжает свое галопирующее победоносное шествие. И если уж за золотой компас модного сказочного блокбастера схватился соавтор «Американского пирога» – самой, вероятно, одиозной молодежной комедии последних лет десяти, то дело, почитай, беспроигрышное. Вообще, конечно, Крис Уайтц, окончивший Кембриджский университет (причем не тот, что в Массачусетсе, хотя и это было бы почетно, а тот, что в старой доброй Англии), вполне мог бы начать свою кинокарьеру не с живописания противоестественного употребления выпечных изделий североамериканскими имбецилами, но как раз с деконструкции английской образовательной системы, которую производит Филип Пуллман в трилогии «Темные начала», где параллельная реальность оказалась наделена чертами отчасти викторианской, главным же образом эдвардианской эпохи в истории Туманного Альбиона.
Впрочем, вполне отрешившись от поэтики опасных связей с хлебобулочной продукцией, Крис Уайтц не стал тем не менее интеллектуализировать свое новое высокобюджетное детище (да и продюсеры не позволили), в то время как Пуллман живо эксплуатирует религиозную мысль, вбивая ржавые гностические гвозди в крестно-генеалогическое древо христианства. Правда, к литературному переложению мистических постулатов сам автор «Темных начал» подходит на редкость здраво и практично: «Единственное, что может сделать писатель, – это потребовать как можно больше денег за свой труд, а потом выкинуть все это дело из головы».
Вообще, «Золотой Компас» – странная смесь жюль-верновской романтики (с дирижаблями, северными полюсами и прочими приключенческими аттракционами) и научно-фантастической антиутопии, описывающей эксперименты по разделению души и тела. В пуллмановской реальности, впрочем, такие разделения облегчаются тем, что души (внутренние сущности – древнегреческие даймоны) бегают в зооморфном облике рядом с телами своих владельцев, вследствие чего персонажи вечно окружены тучей всякого нарисованного на компьютере зверья, а изображение, таким образом, превращается в хаос. Кроме того, временами Пуллман и Уайтц отщипывают мотивации и сюжетные схемы то от греческой, то от шекспировской трагедии, вскрывая непростые родственные отношения главной героини с матерью и дядей (он же отец), а также перенося классические повороты трагедийной интриги в мир ледяных бронемедведей с норвежскими именами и фамилиями (характерно, что главного из этих созданий зовут ни больше ни меньше как Yorek). Здесь, раз уж речь зашла о норвежском колорите, нужно еще заметить, что ни у одного из героев, по мере развития авторского замысла приближающихся к Северному полюсу, даже не идет изо рта пар, что вкупе с картонно выглядящими декорациями свидетельствует лишь об одном: снимавшие фильм гении фэнтези на скорую руку обклеили павильон фотографиями Швейцарских Альп, что подтверждается и соответствующими записями в финальных титрах.
Но, пожалуй, самое интересное в «Золотом Компасе» – та конструкция, которая осталась после отсечения разного рода ересиологических манифестов о тирании церковного Магистериума и «солнце нового мира», так что зрителю осталось лишь угадывать направление по знакам вроде говорящего имени Лорда Азриэля: напомню, в переводе с древнееврейского оно означает «помощь Божия» и в Ветхом Завете упоминается трижды – один раз в Книге Пророка Иеремии и дважды в Первой Книге Паралипоменон. Фильм Уайтца представляет нам прежде всего бунт маргиналов (детей во главе с юной Лирой Белаквой в превосходнейшем исполнении Дакоты Блю Ричардс, цыган, выполняющих по совместительству функции морских пиратов, а также амазонкоподобных ведьм (точнее говоря, ведуний), разящих с неба беспощадными стрелами и запросто присоединяющих к своим франко-ангелическим именам лапландские фамилии, получая на выходе из-под пера что-то вроде Серафины Пеккала) против тоталитарной власти, пытающейся вынуть душу из населения – в самом что ни на есть буквальном смысле! – и оградить подведомственный мир от сверхъестественной космической пыли, прилетевшей еще из романа Фрэнка Херберта «Дюна» и рождающей в пуллмановских героях всяческое вольномыслие. О подробностях же пресечения этого (в)неземного вольномыслия в параллельной англоподобной реальности кинематографисты поведают, вероятно, уже через пару-тройку лет.
Vlad Dracula