«Бедные родственники»: Рецензия Киноафиши
Бедные родственники – они бедные не только и даже не столько в том смысле, что денег нет, а в том смысле, что несчастные. И те, которые живут в маленьком украинском городке Голотвин, коротая дни в ожидании еврейского – а на самом деле простого человеческого – счастья, и те их привезенные из-за границы аферистом Эдиком (Хабенский) якобы родичи, чьих предков (и всех настоящих родственников) расстреляли немцы в начале 40-х в городке Голутвин (что в 60 километрах от места нынешней Эдиковой аферы), на месте которого теперь только трава да камни. Все – бедные, хоть и с весельем и отвагой: не для себя, так для зрителя. Почти как «Бедный, бедный Павел». Только у Мельникова в этой «бедности» таилась парадоксалистская метафизика исторической фантасмагории, а у Лунгина, уже не первое десятилетие безуспешно разучивающего верные дозировки эксцентрики и гротеска, сплошная нищета духа и тотальный балаган.
Точно такой же балаган, и даже с теми же актерами (Хабенский, Гармаш, Спиваковский, Александр Ильин), Лунгин учинил в «Деле о “Мертвых Душах”», превратив гоголевскую демонологию в трюкаческий фарс с пинками, толчками, истерическими повторами и всей той клоунадой, которая справедливо оставалась в презрении у классической русской литературы. Характерно, что в основу этого конвульсивного фантазма лег необычайно философски насыщенный сценарий Юрия Арабова, до сих пор, кажется, не проявлявшего склонности к обогащению киноязыка ужимками и спазмами канатных плясунов. «Бедные родственники» сняты по сценарию Геннадия Островского – автора безусловно гениального и трагического («Сочинение ко Дню Победы», «Русский регтайм», «Стрингер», «По имени Барон…», «Механическая сюита», «Любовник», «В движении», «Мой сводный брат Франкенштейн»), и эта творческая сила чувствуется в разработке характеров (чего стоит один образ старушки Эстер!) и монументально-гротесковых заходах вроде явления прицепленного к крану полупарализованного экс-директора цементного завода товарища Ковшикова, прибывшего успокоить тихим и веским начальственным словом пьяницу и бузотера Яшу, берущего в руки топор (это еще что: другой персонаж, чтобы не прослыть полицаем и предателем, вообще бегает за своими настоящими и придуманными родственниками с бензопилой наперевес). То, что Лунгин умудрился снять единовременно два балаганных фарса по сценариям двух лучших на сегодня российских кинодраматургов, – и симптом, и диагноз, и анамнез, и эпикриз разом. И то, что не первое в лунгинской фильмографии шунтирование еврейских генеалогий разъезжается вкривь и вкось, – тоже факт неоспоримый и характерный.
В 92-м году сомнительная фигура бедного родственника уже заявила о своих правах в творчестве Лунгина: в «Луна-парке» исследование вопроса об истинном/мнимом отцовстве-сыновстве фашиствующего на полную катушку русского парня и приблудившегося к нему скользкого старого еврея очень быстро выродилось в безобразный поединок между антисемитизмом и простатитом. Победил, конечно, простатит, то есть – на киноязыке Лунгина – умудренный жизнью интернациональный гуманизм. В «Бедных родственниках», конечно, нет той ни с чем не сравнимой перестроечной колеровки, пахнущей подворотным мордобоем и мутным позднесоветским пивом, не совместимым с выделительной системой человека, зато есть физиологическое единение зачуханного горе-предпринимателя с нимфоманиакальной переводчицей и духовное единение мальчика-аборигена с мальчиком-французом на почве совместного раскуривания косяков и взаимного замера параметров репродуктивных органов. А главное – есть достойный «Оскара» вкупе с увековечением на Стене плача алкоголик, матершинник и рукоприкладник Яша (Гармаш), который, не в силах смотреть, как псевдородич с греческой виллы отчикивает перенасыщенную холестерином куриную кожу, вводит в оборот самую фундаментальную градацию сущего: «есть евреи – а есть жиды». Первые, разумеется, вторым не родственники и даже не товарищи, что очень скоро и выяснится, когда Эдик растрезвонит о собственной мистификации обеих групп населения, а его самого пошлет подальше родной и брошенный сын – телефонный отголосок той наглядной абсурдности отцовства/сыновства, в которой уверится Эдик, общаясь с шизофреником-«космонавтом» Мишей (Константин Воробьев), напросившимся в отцы к украинскоподданному. Первые вторым до такой степени не родственники, что и ухо живьем оторвут, и «глаз на жопу натянут» – это уж всенепременно. Но (помните?) побеждает интернациональный гуманизм, всечеловеческая любовь и всепрощение, теперь уже даже не отягощенное здоровым цинизмом на почве хронического простатита. И старый Самуил заберет свою как будто бы сестру Эстер на сытый и просвещенный Запад, а вместе с нею – всех ее бедных родственников, даже Яшу, с которым они никак не могут поделить вставную челюсть усопшей бабушки. И нетвердому умом смотрителю еврейского кладбища вернут в драгоценной шкатулке экспроприированное ухо, а главного героя поднимут со дна речного, подальше от фригидных сквернословящих русалок, чтобы воздать ему настоящей любовью за любовь фиктивную и продиктованную интересами дела. И первый богоизбранный народ разыграет веселое и немного грустное площадное представление на глазах у публики, которая уже вряд ли мнит себя народом-богоносцем, но всегда не прочь заявить всепонимающим хохотом о своей всемирной отзывчивости.
Vlad Dracula
