«Рэмбо IV»: Рецензия Киноафиши
Четвертая часть жизнеописания древнего аризонского ветерана, именующаяся просто и монументально – «Рэмбо» (Rambo), поразительна по крайней мере в одном отношении. Всю свою роль Сильвестр Сталлоне играет исключительно мускулами щек; любую эмоцию – гнев ли, сострадание ли, утомление ли – Сталлоне выражает одними лишь щеками, которые мерно раздуваются и сдуваются, примерно как уши у монстро из псевдоодноименного фильма, когда оно собирается съесть оператора. Возможно, я ошибаюсь, но, сдается мне, это первый случай в актерской практике, когда вживание в образ было достигнуто единственно путем щечной пульсации. Вместе с тем сама фигура Сталлоне, больше похожая на скалу с неровным рельефом, занимает (в зависимости от ракурса) до двух третей экрана, так что основной груз демонстрации актерского мастерства лег на маленьких и юрких таиландских каскадеров, которые десятками бегут от Джона Рэмбо, теряя на ходу внутренности, подрисованные болгарскими 3D-аниматорами. Кроме искусства бега таиландским каскадерам пришлось еще продемонстрировать на съемках искусство полета, причем летают они по частям: сначала, скажем, рука, потом нога, затем голова, а уж только после всего этого – туловище. Кровь в фильме хлещет петергофскими фонтанами, даже, скорее, каскадами, вместе с декоративными кишками прилипая периодически к объективу камеры. Означенный фон идеально гармонирует с изящным артистизмом игры самого Сталлоне, вырывающего кадыки, селезенки, желудочно-кишечные тракты и выполняющего все прочие действия, характерные для трагического героя психологической драмы.
А ведь именно психологическую драму режиссер, сценарист и исполнитель главной роли Сильвестр Сталлоне пытается соорудить из подручного материала, как бы возвращаясь – минуя никуда не годные вторую и третью части – к «пилотной» картине, основанной на романе Дэвида Моррелла «Первая кровь», где была искренне и талантливо показана судьба вернувшегося из Вьетнама солдата, которого родина сделала машиной для убийства, обученной одному-единственному ремеслу, и которого родина же будет травить до самого конца, даже если он попытается свернуть на мирную тропу. Возвращения к истокам не получилось: мускульная тяга к крутизне и ливерные фейерверки посреди венозно-артериальных водопадов затмили смысл, вкладывавшийся Сталлоне в его новое детище. Смысл же должен был обнаружиться в следующем парадоксе: с одной стороны, солдат Джон Рэмбо, по его собственному признанию, «убивал не для родины, а для себя», то есть жил самой стихией убийства целиком и без остатка; с другой стороны, он убеждает аморальных наемников (а в их лице – прежде всего – себя) исполнить высшее, нравственное призвание, «умереть ради чего-то вместо того, чтобы жить бесцельно». Обе эти стороны медали Рэмбо отлично совмещает, когда берется бесплатно помочь группе американских идеалистов (чье мировосприятие в наиболее чистом виде олицетворяет героиня великолепной и пронзительной Джули Бенц), везущих в Бирму книги и лекарства, хотя тут гораздо уместнее были бы пулеметы. Собственно, персонаж Сталлоне и демонстрирует зрителю, что гуманитарно окрашенное милосердие, конечно, эффективно, но только в том случае, если подкреплено кулачными и стрелковыми навыками не вмещающегося в кадр грозного и угрюмого верзилы, на крупных планах изрядно смахивающего на Кинг-Конга. Выковывая на досуге негнущуюся сталь, могучий воин Джон Рэмбо «знает, из чего сделан» (а также чем сделан и зачем), потому и идет терпеливо навстречу судьбе, вырывая с ребрами цветы зла и мотая на ус вражеские кишки.
Vlad Dracula
