«Я - легенда»: Рецензия Киноафиши

Уже более полувека прошло со времени создания романа «Я – легенда», завершенного Ричардом Мэтесоном в 1954 году. Несмотря на то что кровеносную систему сюжета составляли подробности бактериальной мутации, роман этот, в сущности, был – и остается – классикой вампирического жанра. Синтезированная Мэтесоном в литературной пробирке бактерия не переносила солнечного света и чеснока, а панацеей от инфицированных персонажей был деревянный кол: он удерживал рану в открытом состоянии, не давая бактериям затягивать поврежденный участок тела, – и нечестивое зло умирало, не в силах противостоять проверенному веками средству. В 1964 году на основе романа был снят черно-белый американо-итальянский фильм Убальдо Рагоны и Сидни Сэлкоу «Последний человек на Земле» (The Last Man on Earth) с Винсентом Прайсом в главной роли (его персонажа звали д-р Роберт Морган). В 1967-м испанец Марио Гомес Мартин поставил соименную роману 15-минутную черно-белую короткометражку (Soy leyenda). Наконец, в 1971 году Борис Сагал снова экранизировал бестселлер Мэтесона: картина называлась The Omega Man, а роль главного борца с мутантами Роберта Невилла досталась Чарлтону Хестону. Впрочем, уже во второй полнометражной киноверсии романа I am Legend вампирическая тема была сведена к минимуму. Фильм Фрэнсиса Лоуренса, являющийся ремейком ленты 1971 года, также возделывает почву генетического биохоррора, – создатели новой картины почти совершенно не вкусили от сладких плодов вампиризма, ограничившись изображением орд мутантов, сопутствуемых неважной по качеству компьютерной графикой.

К сожалению, научно-фантастическая составляющая – борьба обладающего завидным иммунитетом военного медика, полковника американской армии Роберта Невилла в исполнении Уилла Смита, с полчищами мутантов, с которыми он остался, если можно так выразиться, тет-а-тет в совершенно опустевшем Нью-Йорке, – фактически затмевает другую, гораздо более важную повествовательную линию. Дело в том, что в лучшие минуты фильма история Роберта Невилла – это идеальная история одиночества, блестящий психосоциальный эскиз абсолютного аутизма, портрет человека, общающегося лишь с собакой и выводком манекенов, потому что после глобальной катастрофы невозможны не только предметные цивилизационные блага, но и коммуникация как таковая. Конечно, во всей этой медицинской интриге есть толика беспощадной иронии, – генетически модифицировав вирус рака (хотя, вопреки мнению сценаристов, рак далеко не в каждом случае имеет вирусную природу) и создав таким образом успешную антираковую вакцину, докторесса-изобретатель проводит великолепную аналогию: поставить вирус на службу человеку – все равно что посадить полицейского вместо пьяного водителя за руль неисправной и мчащейся на всех парах машины. Что бывает, когда, образно говоря, за руль садятся полицейские, зритель имеет счастье видеть на протяжении целого фильма: население перестает болеть раком, однако затягивается серой кожей, отращивает клыки и бурными ночами рвет друг друга на шницели и антрекоты, не стесняя себя ни в ужасных целях, ни в еще более ужасных средствах. И тем не менее технический, научно-прикладной аспект жития последнего человека на Земле становится после впечатляющих сцен демонстрации одиночества откровенно лишним: прямолинейный, лобовой и к тому же плохо подрисованный на компьютере экшен не слишком уместен там, где люди знакомятся с манекенами в память о погибших близких, особенно если эти близкие – домашние животные. Кроме того, незадолго до финала выясняется, что Роберт Невилл – вовсе и не последний человек на планете, и с данного момента фильм, начинающий стремительно раздуваться от неестественного пафоса спасительной биополитической миссии, резво мутирует в сторону «Киборга» Альберта Пайана, оцененного в должной мере, увы, лишь нашим убогим палаточным видеопрокатом эпохи перестройки. В «Киборге», если кто помнит, герои тоже доставляли антивирусную вакцину укрывшимся от постапокалиптического ужаса ученым, но, ей-богу, обрушивавшаяся Пайаном с экрана невыносимость телесного страдания и распятый на кресте Жан-Клод ван Дамм смотрелись честнее и экзистенциально достовернее, чем концовка нового фильма Лоуренса, проникнутая запредельно простодушной полунаучной-полурелигиозной благостностью, несмотря на всю трагичность финальных кадров. Обретение Бога героем Уилла Смита выглядит непроизвольно карикатурным, а между тем – если бы история Роберта Невилла осталась историей одиночества последнего благородного отшельника-аутиста – финальный прыжок веры, не отягощенный никакими вакцинациями и колониями для неинфицированных, мог бы стать подлинным искуплением всего человечества. Ведь для искупления не нужна цивилизация, не нужен род, не нужна наука – нужен лишь один-единственный, последний человек. А так… а так Уилл Смит, несколько лет имевший полное право начинать автохарактеристику со слов «я, робот…», теперь – милостью все того же кинодраматурга Акивы Голдсмана, адаптировавшего как Азимова, так и Мэтесона, – может с неколебимой уверенностью очередного спасителя человечества сказать: «Я – легенда, но это нормально!»

Vlad Dracula