«Сломанные цветы»: Рецензия Киноафиши
«Сломанные цветы» – совершенно органичное продолжение «Кофе и сигарет», даже с кофе и сигаретами на заднем плане; считай, новелла, развернутая в полнометражном формате. От потусторонних психоделических притч («Мертвец», «Пес-призрак») Джармуш явственно возвращается к духу и букве своих ранних – «жизненных» – историй, только вместо хипповского эксперимента его кино наполняет довольно отрешенная умудренная ирония.
Сюжет в «Сломанных цветах» не важен, да и никакой финальной ясности, должной подобный сюжет увенчать, режиссер не преподнесет: как не было понятно, кто написал престарелому донжуану Дону Джонстону письмо с уведомлением о зачатом и рожденном двадцать лет назад ребенке (то ли одна из бывших пассий, то ли нынешняя подруга в целях проверки чувств, то ли сосед-рабочий, азартно играющий в Шерлока Холмса), – так и не будет. Джармуш нанизывает на одну ниточку содержательно разные, хотя и жанрово схожие, ситуации и пристальнейшим образом их рассматривает – но не под флагом трагической психодрамы или переворачивающей все с головы на ноги и с боку на бок сатиры, а так, как Уинстон (соседский шерлок холмс) рассматривал на почтовой марке под микроскопом плотно нарисованного дятла, который занимает чуть ли не полконверта и четко виден даже на средних планах. Это, может, и невольная, но в высшей степени удачная метафора всего фильма: обычные вещи, внятные для любого зрителя (любовь, разлука, одиночество…) и видные любому невооруженному глазу, вдруг начинают исследоваться в мельчайших деталях, притом совершенно не в тех, которые всем привычны. Как дятел расплывается под линзой микроскопа, так же и эмоции джармушевских героев теряют общераспространенную форму, становятся неотмирными: символично избыточными, как телефонный диалог Уинстона и Дона, находящихся на расстоянии вытянутой руки друг от друга, или символично сновидческими, как обыкновенная домашняя кошка, читающая человеческие мысли, или символично предельными, как кулак неумытого сельского пролетария, на который напорется камера, обозначающая лицо главного героя, прежде чем провалиться в затемнение.
Затемнения – еще один важный структурный элемент «Сломанных цветов», не обязательно связанный с насилием, уснащенным вместе с тем простой и ясной моралью: даже отдельные моменты маленьких историй, уютно расположившихся внутри большого флорилегия, отграничиваются друг от друга медитативными черными паузами. Крайние периоды – начало и конец путешествия – к тому же изящно зарифмованы: первая из четырех оставшихся в живых претенденток на роль матери (Шерон Стоун) на прощание целует герою Билла Мюррея руку, последняя (загримированная до почти полной неузнаваемости Тильда Суинтон) посылает его на хрен, вслед за чем в лицо постаревшего донжуана резко вписывается волосатый пролетарский кулак одного из сочувствующих нелегкой доле брошенной женщины. В этой внутренней соразмерности радикальных, хотя и совершенно не эпатажных, решений – весь Джармуш, по крайней мере весь нынешний Джармуш. Слово «весь», впрочем, тоже следует воспринимать с надлежащей – бестрепетной и необидчивой, то есть джармушевской, – иронией.
Vlad Dracula
