«Хроники Нарнии: Принц Каспиан»: Рецензия Киноафиши
Благодаря истории принца Каспиана мы все теперь ясно и отчетливо понимаем, в чем состояла главная ошибка принца Гамлета, послужившего наследнику нарнийского престола ближайшим литературным образцом. Подобно Гамлету-младшему, ставшему жертвой интриг дяди-узурпатора, который убил Гамлета-старшего, пока тот спал, – Каспиан-младший вынужден спасаться от козней точно такого же дяди, каковой при точно таких же обстоятельствах втихомолку расправился с Каспианом-старшим; однако в отличие от принца датского наш герой не бродит по сцене, предаваясь рефлексии и меланхолии, а уходит в окрестные леса и организует там местное сопротивление из разнообразных экспонатов, венчающих побочные пути биогенеза. В результате подобного различия реакций на один и тот же стимул Каспиан оказывается на троне, а Гамлет – в обнимку с черепом Йорика – в могиле.
Здесь необходимо отвлечься от неизбежной шекспировской темы и заметить, что не только прошел год в мире британских персонажей и 1300 лет в Нарнии: со времени съемок предыдущего опуса – про волшебный шкаф – минуло уже больше двух лет. За этот отчетный период исполнители главных ролей заметно налились продуктами желез внутренней секреции, а режиссер Эндрю Эдамсон (кстати, фамилия Adamson переводится с английского как «Сын Адама», каковым словосочетанием постоянно прозывается заглавный герой картины) не раз и даже, судя по всему, не два пересмотрел комплект детских сказочных хорроров на испанскую тему, прежде всего «Лабиринт Фавна» Гильермо дель Торо и «Приют» Хуана Антонио Байоны: по крайней мере, некоторые существа из указанных фильмов перекочевали во вторую часть нарнийских хроник без каких-либо видимых изменений. Кроме того, Эдамсону весьма пригодился его богатый опыт многолетнего кинематографического шрекописания: Клайв Стейплз Льюис как будто специально заложил в сагу о принце Каспиане шрековских трех слепых мышек, кои в нарнийских лесах выросли, прозрели, размножились и приобрели все душевные и духовные качества робингудствующего Кота-в-сапогах из сюжета о болотном тролле. Разумеется, получилась фирменная диснеевская интонация – шутливое назидание в объятиях понарошечного умиления, благо что льюисовский материал более чем предрасполагает именно к такой киноинтерпретации.
Вообще, главный мотив и движущая сила «Хроник Нарнии» – непрерывная дидактика, наставление юношества о пользе нравственных устоев и воспитательность каждого приключения. Как объявляется в конце второй части, Нарния – это своего рода воспитательный полигон, на котором английское подрастающее поколение эпохи гитлеровских бомбардировок должно было отточить моральные принципы. Более того, в политкорректный сказочный мир (тут достаточно упомянуть, что, например, кентавры в фильме – в полном соответствии с новейшими веяниями – не только мужского пола и не только европеоидной внешности: в ассортименте представлены еще и кентаврессы и, если так можно выразиться, афрокентавры) за время отсутствия «древних королей и королев» проникают из мира реального всамделишные люди и под именем тельмаринов совершают техническую революцию в средневековом антураже: безжалостный разум побеждает магические чары, а диковинное местное население загоняется вглубь тех чащоб, в коих оно когда-то и размножилось сверх всякой меры.
Конечно, добро не может не восторжествовать, поэтому лесные твари, предводительствуемые красавчиком Каспианом (Бен Барнс), успешно сметают цивилизацию, которая в переломной сцене нападения деревьев вправе воскликнуть вслед за Макбетом: Бирнамский лес пошел на Дунсинан! (Во всяком случае, такой возглас был бы гораздо уместнее, чем непрерывные вопли «За Нарнию!».) Однако финал решающей битвы, когда толпа вышедших из повиновения продуктов неконтролируемых мутаций вкупе с водными и лесными духами опрокидывает пошатнувшиеся людские ряды, – это не что иное, как торжество хаоса и конец человеческого мира. И если алхимически выпарить все слезы, какие только пролиты людьми в последние минуты схватки с таинственным лесом, – в сухом остатке, как промытое кровью золото, останется чистый ужас человека перед темной и свирепой Природой, веками ломающей хребет своему самому горькому и самому нелюбимому творению.
Vlad Dracula
