«Спиди-гонщик»: Рецензия Киноафиши
Братья Вачовски (будем по старинке называть их именно так, хотя брат Ларри недавно сменил пол и стал сестрой), на протяжении почти целого десятилетия пытавшиеся с разной степенью успешности скрестить фантастический комикс с философией, наконец оставили это проблематичное занятие и приступили к изображению чистого действия, не требующего для себя никаких высоких, глубоких и широких смыслов. В середине 90-х, когда у них готовился первый вариант сценария V for Vendetta, братья с азартом адаптировали интеллектуальный комикс Алана Мура о смерти и возрождении свободы. Затем, когда экранизация была отложена до лучших времен, последовала «Матрица» – продукт гораздо более аляповатый и эклектичный: киберпанковски трансформированная идея немецкого богослова и мистика начала XVII столетия Якоба Бёме о первичной Матрице (Matrix), родоначальнице сущего, из коей рождаются и Бог и Природа (в свое время нам уже доводилось об этом писать), встраивается в каркас старого доброго сенсуализма эпохи Просвещения, уверяющего, что мир поддается адекватной проверке при помощи чувств. Впрочем, братьев Вачовски подвела страсть к восточным единоборствам, погоням и перестрелкам, весьма плохо уживавшаяся со склонностью к философским обобщениям: в итоге к концу трилогии вихри враждебные развеяли и без того неплотный туман умствований, а пуль оказалось выпущено едва ли не больше, чем за всю предшествующую историю американского кинематографа. В середине 2000-х братья наконец поняли, что метафизика – не самая сильная сторона их творчества, и самозабвенно предались игре в машинки.
Собственно, Speed Racer – это вариации на тему мультсериала Тацуо Ёсиды, потому кадр выкрашен в крикливые мультяшные цвета, а анимации гораздо больше, чем игрового кино. Если бы, конечно, Энди и Ларри Вачовски реанимировали истории про Спиди Гонсалеса, оно, возможно, еще было бы туда-сюда; но, к несчастью для достигших совершеннолетия зрителей, братья влили в свой продукт столько патетического сиропа, что новое их творение уже определенно ни туда и ни сюда. Заглавный герой со сладостно-глупой физиономией Эмиля Хирша мечтает победить на гонках коммерчески ориентированных злодеев и очистить спортивный дух от тлетворного влияния денег. «Если хочешь и дальше гоняться, нужно выигрывать», – изрекает он в порыве словоохотливости главный автомобильный постулат. Гонки для нашего Спиди – чистое искусство, которое «окрыляет» (видимо, как Red Bull), а равно и религия, всепоглощающий культ каждого мужчины, пронесшего любовь к проезжающим мимо «би-би» с младенческих лет, когда молоко матери и ремень отца были главными святынями, а душа еще не успела пропитаться пивом, футболом и выхлопными газами. Впрочем, главному персонажу автомобиль заменил и молоко, и ремень, и футбол с пивом: «Ты еще говорить не умел, а уже издавал звуки, похожие на рев двигателя», – ласково произносит мама Спиди (Сьюзен Сарандон), умиляясь своему высокоскоростному сыночку. Сыночек же тем временем лелеет замыслы радикального очищения автогонок от немыслимых рогатых субъектов, у которых прямо посреди зрачков сверкает волшебный символ $, а также от дьяволоподобных спонсоров, для коих «значение имеют только власть и непоколебимое могущество денег», ставшие, как и гонки для Спиди, своего рода религией. Здесь надо заметить, что борьба двух религий протекает весьма занимательно: призыв «остановить этот грязный бизнес» почему-то звучит на фоне не только вечного огня, но и любопытной струйки, стекающей по надгробию, а самые колоритные борцы со злом – жирный и тупой младший брат Спиди, капитально озабоченный удовлетворением своей патологической страсти к конфетам и жвачкам, и его обезьяна. Диалоги в фильме состоят преимущественно из слов «круто» и «суперкруто», а также из возгласа «Я – самый крутой!». Впрочем, крутизна фигурантов выражается, как правило, в том, что они собираются послать злодеям обезьяньи экскременты и уличают елозящие внутри автомобилей парочки в «обмене слюнями». Кажется, братья Вачовски нашли свое настоящее призвание.
Vlad Dracula
