«Темные силы»: Рецензия Киноафиши

Представьте, что вам уже 575 лет, что однажды вечером вы, преодолевая светобоязнь и исходящий из пасти прохожих неистребимый чесночный аромат, специально поднимаетесь из уютной могилы, дабы посмотреть новый фильм про тот свет, и, проделав вышеописанный нелегкий путь, обнаруживаете, к вящему своему изумлению, что придуманный авторами фильма тот свет гораздо сумбурнее и запутаннее, нежели знаете его вы и нежели, следовательно, он есть на самом деле. Представили? Тогда, полагаю, вам уже вполне ясна моя позиция относительно «Темных сил». Нет, к качеству фильма у меня как раз больших претензий нет: The Dark, конечно, далеко не шедевр, но вполне качественное кино. А вот «идеология» создателей «Тьмы» (именно так – не оригинально, но что поделаешь? – переводится название картины) вызывает некоторые сомнения. И если утверждение о том, что некий Пастырь, основавший секту по мотивам валлийских народных легенд, положил в основу своего «учения» «любовь к ближнему, спасение, грех и всё в таком роде» (чистейшее христианство без всяких валлийских примесей), еще можно списать на скудость богословских познаний персонажей, то круговорот взаимозаменяющихся живых и мертвых в обоих мирах кажется подозрительным, так сказать, «объективно», по самому существу этого темного дела. В основу сюжета The Dark положена идущая еще из седой мифологической древности идея мистического обмена между тем и этим светом: кто-то мертвый переходит в мир живых, кто-то живой – в мир мертвых. Хотя в самом общем виде речь идет о любом жертвоприношении, по большому и единственно правильному счету ритуал подразумевает ганнибал-лектеровское qui pro quo: сказка за сказку, слово за слово, откровение за откровение, ягненок за ягненка, смерть за смерть. В новейшей литературе это архаическое действо реанимировал Стивен Кинг в «Кладбище домашних животных», качнувшись, правда, в сторону очищенных от позднеромантического флера лавкрафтовских излишеств. Саймон Мэджинн, автор романа «Овцы», по которому снят фильм, и режиссер Джон Фоусетт пошли по другому пути: вместо монструозной физиологии на ниве сомнительных магических процедур они вынесли к потребителю практику метемпсихоза, круговращения душ по обновляемым бесчисленное число раз телам. Персонажи практически беспрепятственно курсируют с того света на этот и обратно, превращая валлийский аналог ада в проходной двор, который время от времени становится постоялым. Один прыжок со скалы – и ты на том же самом берегу, но теперь уже остроумно и изобретательно снятом через полуматовый темный фильтр, символизирующий переход в иное качество и в иной план мироздания. К сожалению, Фоусетт чересчур много внимания уделяет чисто пугательным сценам, мастерски сделанным, однако не несущим ровно никакой смысловой нагрузки, так что к концептуальным огрехам и чрезмерному изобилию сюжетных поворотов прибавляются еще и побочные эффекты саспенса. С другой стороны, торжественно-мрачный финал, великолепно передающий разом одиночество, замкнутость и безнадежность ада, искупает очень многое из предыдущего. Ведь даже безобидные овцы, с чьих голов на бойне слишком часто счищают грех, способны стать инфернальными вестниками грядущего бесконечного ужаса. Vlad Dracula