«Счастливое число Слевина»: Рецензия Киноафиши
В «Счастливом Числе Слевина» шотландец Пол МакГиган предпринял довольно-таки неоднозначную попытку соединить непринужденно-эксцентричную любовно-конспирологическую историю в духе собственного снятого в 2004 году «Уикер-парка» с тем же Джошем Хартнеттом в главной роли, уходящую в иронический сюр криминальную метафизику Гая Ритчи и укрытую легким покрывалом наркотического бреда расчетливую многоходовую партию мести из «Сэлтонского моря» Д. Дж. Карузо. В итоге получилось весьма странное мифологическое существо – не то кентавр, не то попросту химера.
Фильм четко подразделяется на три части: мощную и пронзительную трагическую завязку, мощную и пронзительную трагическую развязку (за вычетом, пожалуй что, сцены в аэропорту) и совершенно с ними не вяжущуюся скабрезно-заумную вязь посередине. Именно мусорная середина, кстати говоря, единственная и вошла в промо-ролик, крутившийся в кинотеатрах незадолго до премьеры.
Начало и концовка – это сжато и беспощадно рассказанная история о некоем парне по имени Макс, который в 1979 году узнал от дяди случайно подслушанный секрет об «аптечном гандикапе» (то есть впрыскивании скаковым лошадям лошадиных доз допинга) и о победной лошадке по кличке Счастливое Число Слевина. Но лошадка умирает, не дойдя до финиша, а вслед за нею умирают поставивший на нее крупную сумму Макс, его букмекер, жена и маленький сын, которых новые мафиозные хозяева ипподрома стерли в кровавую пену ради устрашения всех желающих подзаработать на скачках. Через двадцать с лишним лет один молодой неудачник (Джош Хартнетт), обосновавшийся (тут мы переходим к миттельшпилю) в квартире некоего Ника Фишера, влипает в крупные неприятности, связанные с долгами последнего двум мафиозным воротилам: чернокожему Боссу (Морган Фриман) и понятно какой национально-религиозной принадлежности Раввину (сэр Бен Кингсли). Здесь окаймляющая сюжет (и служащая на самом деле ее перводвижителем и смысловым ядром) трагедия, оттененная благожелательной иронией повествующего о ней киллера в исполнении Брюса Уиллиса, мгновенно испаряется – и начинается аляповато-претенциозный непристойный водевиль.
Оба главных мафиози изъясняются такими абстрактными заумностями, каких не говорят даже университетские профессора; по крайней мере, фразы вроде «Не успев позавтракать, он перешел в категорию “был”» (Босс) на фоне остального кажутся верхом разговорной простоты. При этом темные и малопонятные метафоры постоянно норовят скатиться в тотальную скабрезность; так, например, один из подручных Босса произносит целый монолог на тему личностной идентификации, уснащенный диким рассуждением об, употребим здесь более мягкое словцо, бюсте Девы Марии, а герой Хартнетта иллюстрирует свой очередной выпендреж следующим пассажем: «I said the same thing that a guy says to his tailor when he asks if his penis swings to the right or to the left» (переводчики в фильме русифицировали эту и без того безумную фразу совершенно неправильно, лишив ее вообще всякого смысла; смысл же такой: «Я сказал то же самое, что и парень, ответивший своему портному, когда тот спросил его, свисает ли его пенис вправо или влево»). Вообще, тема идентификации красной нитью проходит через весь фильм, рождая иногда и вполне добротные комические заходы («Его зовут Раввин. – Почему? – Потому что он раввин»; «Нас прислал Шлома. – Но я не знаю Шлому. – А Шлома тебя знает»; «Его называют Голубком. Почему это? Он что, летает? – Нет, его называют Голубком, потому что он голубой» (в оригинале звучит «Fairy» («эльф», «фея»), но тут переводчики справились с игрой слов отлично, поскольку «fairy» на американском сленге означает «гомосексуалист»). Тем не менее по-настоящему красна эта нить лишь в прологе и эпилоге, когда большинство героев по старой доброй традиции оказываются вовсе не теми, кем кажутся, а посередине она имеет не то сомнительный бледно-голубой, не то сомнительный бледно-розовый оттенок.
В самом начале герой Брюса Уиллиса говорит о том, что есть некий трюк, фокус под названием Kansas City shuffle (shuffle, собственно, и означает «трюк», «перетасовку»: песенка в конце как раз про это), когда все смотрят, допустим, направо, а ты – налево, или наоборот. О том же, кстати, и дурацкая шутка, процитированная выше. То есть ты думаешь о персонаже одно, а он на самом деле совсем другое. Или смотришь, скажем, на похождения классического неудачника, не в то время оказавшегося не в том месте, а на самом деле видишь историю тщательно спланированного мщения, неожиданно связанного с событиями далекого 79-го года.
Увы, ни сценаристу Джейсону Смиловичу, дебютировавшему в большом кино, ни Полу МакГигану, великолепно выстраивающему кадр под тонкую музыкальную стилизацию Джошуа Ральфа, не хватило твердости выдержать единый ритм. В отличие, скажем, от безупречно собранного «Сэлтонского моря» режиссера Д. Дж. Карузо и сценариста Тони Гейтона, где интеллектуально продуманная месть и кокаиновое затмение складываются в четкую экзистенциальную мозаику, «Счастливое Число Слевина» рассыпается на два фильма, плохо связанных друг с другом. И то, что эти два плана удерживаются вместе лишь чисто внешними скобками интриги, как раз и говорит о главном: перед нами только искусный трюк, две смикшированных эстетики и два перетасованных сюжета, коротко говоря – Kansas City shuffle.
Vlad Dracula
