«Трансформеры: Месть падших»: Рецензия Киноафиши

Большая игра в машинки продолжается. Режиссер Майкл Бэй, годами шлифующий мастерство говорить как можно меньше на как можно большем участке пленки, создал, похоже, совершенный продукт. «Трансформеры» – это чистое, беспримесное зрелище, не затеняемое никакими посторонними вещами. Если раньше кино было отдано тирании смысла и отягощено причинами и целями, то новый тип кинематографа («Трансформеры», Speed Racer братьев Вачовски и т. д.) – зрелище без начала и конца, без причины и цели, физиологический транс, равный инъекции допамина или адреналина. К этим фильмам нельзя подходить с традиционными мерками, поскольку весь их пафос – в полном и решительном упразднении традиционных мерок.

Конечно, даже в таком совершенном продукте, как вторая часть «Трансформеров», авторам приходится идти на уступки старому кино и вводить мотивации и объяснения. Затруднение это, однако, временное и – по мере синтеза кинематографа с луна-парком и компьютерной игрой – явно преодолимое. Если, например, в первой части «Трансформеров» Бэй очень чеканно и монументально делал акцент на мотиве самопожертвования, связанном с любовью автоботов к людям и с вполне гностической «искрой» Кибертрона, то во второй серии героику почти полностью упразднил ситуационный юмор. Мать героя Шиа ЛаБёфа, со слезами упрашивающая сына приехать на Хеллоуин, врезающаяся, закрыв глаза тарелками, в огромный куст и непотребно ведущая себя на территории колледжа, где всем подряд, включая матерей, продают конфеты с травкой, – сама по себе целый аттракцион, придуманный только для того, чтобы веселить зрителя в промежутках между боевыми эпизодами. Правда, начинается вторая часть «Трансформеров» за 17 тысяч лет до нашей эры (кажется, явный реверанс в сторону Роланда Эммериха – коллеги Майкла Бэя на поприще создания супергипермегаблокбастеров и по совместительству большого знатока древней истории), и начинается она со словосочетаний «великое сострадание» и «глубокое откровение», что, безусловно, выдает религиозный пафос, прячущийся где-то в подкорке авторов дилогии. И когда один из персонажей размышляет о том, кто и по чьему образу и подобию создал Оптимуса Прайма, дальнего родственника «генерала Максимуса», – это тоже отнюдь не просто шутка, но метафизическая оговорка по Фрейду (или, точнее сказать, по Юнгу). Однако все это, повторяю, следы старого, традиционного смысла – того чертика, которого Майкл Бэй старательно и в большинстве случаев успешно загоняет обратно в табакерку. Через несколько лет, максимум – десятилетий, режиссеры прекратят наконец потчевать зрителя всевозможными рассуждениями и объяснениями и дадут ему возможность насладиться абсолютным зрелищем: автогонками, битвами роботов и т. п. Эта победа чистого созерцания, то есть – фактически – религиозного экстаза, над разумом и станет торжеством новой эры, когда искусство будет впрыскиваться прямо в тело потребителя, минуя рассудок, а продажа билетов в кинотеатры уравняется, таким образом, с продажей кокаина или амфетамина. Собственно, уже сейчас сотни миллионов долларов циркулируют в голливудских артериях примерно по той же схеме, что и в колумбийских или мексиканских картелях (широкий зритель платит за полутора-двухчасовую дозу транса), скоро же кинобизнес совершенно превратится в отрасль мировой «наркономики».

Разумеется, уподобление киносеанса «приходу» вовсе не отменяет цитирования традиций и прочих неизбежных вещей. В «Трансформерах», вполне в духе «Флэша Гордона» и множества его разнообразных клонов, отнюдь не возбраняется произносить фразы вроде: «Вам не править этой планетой. Падший снова восстанет» или «Тогда позволь мне сорвать с его костей всю плоть. – О да, мой ученик. В свое время». Конечно же, маленькие десептиконы сделаны по образцу гремлинов, причем один из них вдобавок слишком уж подозрительно напоминает знаменитую белку из «Ледникового периода». Кое-кто из отрицательных металлических героев буквально срисован с «чужих», а сама их «военная ставка» позаимствована из англосаксонского фэнтези 80-х («Крулл» Питера Йейтса, «Легенда» Ридли Скотта и т. д.), хотя местами чувствуется влияние «Корпорации монстров». Персонаж ЛаБёфа мечется между двумя девицами, изрядно передержанными в солярии и покрытыми таким слоем губной помады, которого при более здравом подходе хватило бы на десятерых, – но свежая его «подружка» взята наполовину из трилогии «Особь» (особенно хорош мерзкий, длинный, почти фредди-крюгеровский язык), наполовину из третьей части «Терминатора». Недаром в кадре возникает смелая идея «проблеваться от инопланетных зародышей». Столь глубокая укорененность в традиции – зримое свидетельство того, что фильмы вроде «Трансформеров» отнюдь не отменяют прежних линий в кино, но лишь очищают их от всего ненужного. В массовом сознании чистота наслаждения напрямую зависит от чистоты жанра, так что Майкл Бэй принадлежит как раз к тем бесценным людям, которые ведут кинематограф по пути неуклонного и уже совершенно неостановимого прогресса.

Vlad Dracula