«Сумерки. Сага. Новолуние»: Рецензия Киноафиши
Братья Вайц, из чьей адской пекарни был когда-то извлечен неблаженной памяти «Американский пирог», всерьез взялись за тему вампиризма: и пока брат Пол холил и лелеял «Цирк уродов: Ассистента вампира», в российском прокате превратившийся в «Историю одного вампира», брат Крис пестовал «Новолуние» – продолжение «Сумерек», предназначенное выжать еще больше баррелей благодарных девичьих слез. Сказать по правде, брат Пол несколько более преуспел в этом соцсоревновании, хотя и остался далеко позади по результатам кассовых сборов, – ибо брат Крис явственно утонул в собственных длиннотах и лирических паузах. Пока томный юноша Эдвард картинно ломается пред расширенными очами своей суженой, лепеча что-то маловразумительное о «прóклятых душах» (хотя какая там, к черту, душа в XXI веке?), это еще можно списать на легкое несварение хронического романтизма. Но дальнейшие меланхолические терзания, неумолимо вязнущие в собственном соку, списать уже гораздо сложнее, в противном случае 130-минутный фильм вполне можно было бы ужать до 30-минутного. Персонаж Роберта Пэттинсона – главный якорь, который создатели «Новолуния» должны были бы вонзить в сердце целевой аудитории, – вообще надолго исчезает из поля зрения камеры, лишь изредка появляясь в виде призрака, созерцаемого главной героиней на адреналиновой волне. Да и появляется-то, совестно сказать, лишь затем, чтобы предостеречь от флирта с мускулистым байкером или еще кем-нибудь в том же роде. Брат Крис, которого, в отличие от постановщицы «Сумерек» Кэтрин Хардуик, никак нельзя заподозрить в возвышенной мечтательности натуры, перехитрил сам себя: не чувствуя материал сердцем, уже давно пошедшим на начинку для американских пирогов, он безбожно пересластил сюжет, который уже и так был переслащен сверх всякой меры сестрой Стефени (автором романа) и сестрой Мелиссой (автором сценария). В итоге сага о сумеречной зоне превратилась натурально в пародию. В ночной темноте вовсю зажигаются чьи-то гипертрофированные глаза, после чего обнаженный до пояса джентльмен выносит из леса заспанное женское тело, так и не вызвав у соседей и полиции справедливых вопросов касательно столь рискованного сюжета. Тем более не вызывает вопросов другой джентльмен, тоже обнаженный до пояса, а свою пропотевшую засаленную футболку расходующий на утирание лица той, которую, собственно, и вынесли из леса.
Тем временем классификация живых (или условно живых) существ, населяющих сумеречную зону, претерпела серьезное расширение. Полуобнаженные джентльмены, одетые в почти халковские короткие штаны, мгновенно исчезающие и вновь появляющиеся по мановению режиссерской палочки, – показывают во всем великолепии свое истинное лицо. Точнее говоря, лицом это, конечно, назвать сложновато, поскольку человеки-волки, довольно скверно нарисованные на компьютере (по крайней мере, волчьи черты неумолимо сливаются с медвежьими и кабаньими), оснащаются, по милости незадачливых аниматоров, настоящими гоголевскими «свиными рылами». Однако этим палитра сумеречной фауны не исчерпывается. Наряду с «обычными» вампирами в предельно сонные артерии сюжета вгрызаются и вампиры более утонченные, позаимствованные частью из эпохи барокко, частью из эпохи романтизма, хотя эти расшитые камзолы и пресыщенные лица напоминают прежде всего о фирменных историях маркиза де Сада. Пожалуй, детализированное описание мира животных – как раз самое интересное в «Новолунии»; балансируя между Альфредом Бремом и Брэмом Стокером, создатели фильма рисуют упоительную картину противоестественного отбора и взаимного поедания видов: «Джейкоба нет – он охотится на Викторию. А папа охотится на Джейкоба. <…> В моей жизни никого не осталось».
Vlad Dracula
