«Информаторы»: Рецензия Киноафиши
Название фильма может ввести в некоторое заблуждение: на самом деле в этой печальной медитации о жизни лос-анджелесской киномузыкальной тусовки образца 1983 года нет ни полиции, ни спецслужб, ни, соответственно, каких бы то ни было «информаторов». По идее, прокатчикам не мешало бы сохранить оригинальное The Informers, потому как это название музыкальной группы, а названия «тамошних» музыкальных групп остаются в русском языке строго неприкосновенными, то есть «непереводными». Никакого специально политического или криминального сюжета (кроме небольшого эпизода с киднеппингом) здесь нет, просто «золотая молодежь» Восточного побережья лениво укуривается, унюхивается и «утрахивается» до полного разжижения реальности с ее и без того размытыми нравственными ориентирами.
Австралиец Грегор Джордан, прежде исследовавший похождения национального героя Неда Келли, пытается изобразить на пленке холодную и мрачную элегию о скуке, пресыщенности и проистекающих отсюда пороках. Общее настроение Джордану передать, конечно, удается, но из фильма как будто вынут нерв или, если воспользоваться «соседним» образом, позвоночник, который не давал бы действу рассыпаться на мозаику эпизодов, связанных лишь общим сюжетом. Грегор Джордан, говоря библейским языком, не холоден и не горяч: в «Информаторах» нет ни убийственного ледяного сарказма, ни яркого и яростного сострадания героям. Попав под влияние своих персонажей, существующих вполсилы и «вполоборота», режиссер начинает снимать о них кино точно так же, как они живут, – то есть тоже вполсилы и «вполоборота». По выразительности The Informers не сумели даже приблизиться к лучшей из экранизаций прозы Брета Истона Эллиса (кстати, дебютировавшего здесь в качестве сценариста) – «Американскому психопату» Мэри Хэррон, вогнавшей несгораемый и неизвлекаемый осиновый кол в самое сердце сословия яппи.
Конечно, Джордан не просто так фиксирует на пленке эти бесконечные похороны морали за голливудским плинтусом. Таблетки, кокаиновые дорожки и беспорядочный секс всех со всеми (без учета половой принадлежности и невзирая на лица, на которые в богемной среде и вообще-то принято взирать в последнюю очередь) закономерно приводит к прыжкам с крыш отелей и медленному, но верному сумасшествию. К финалу персонажи уже не хотят даже транквилизаторов – они жаждут, «чтобы кто-нибудь объяснил, чтó хорошо и чтó плохо». Распухшие гланды, сыпь на коже и беспричинные синяки по всему телу – скорбный итог непрерывных плотских утешений – списываются на «нехватку солнца», но не нужно понимать эту нехватку исключительно буквально: в лакированном, глянцевом существовании персонажей и вправду нет солнца, несмотря на жаркий и безоблачный калифорнийский климат. Живущие лишь на фоне рейгановских поползновений в Бейруте да голливудских сюжетов про инопланетных императоров-помидоров, герои картины тонут в бессолнечном вакууме, из которого извлекается только один корень всех зол: «В этом городе не пробьешься, если не согласен на всякие гадости. Но я, вообще-то, согласен». Если бы еще к монотонности и банальности вышеупомянутого вакуума (а зло монотонно и банально по природе) добавить, со стороны режиссера, темперамент и жесткую иронию – в гроб целого социального слоя оказался бы забит весьма внушительный и увесистый гвоздь.
Vlad Dracula
