«Книга Илая»: Рецензия Киноафиши
Частенько многолетний творческий перерыв идет на пользу режиссерам. Так было, например, с Фрэнсисом Фордом Копполой, после десятилетнего молчания снявшим одну из самых грандиозных философских кинопритч – «Молодость без молодости». Подобное произошло и с братьями Хьюз, после стильной потрошительной весточки «Из ада» (2001) организовавшими себе довольно продолжительный отпуск. «Книга Илая», поставленная в 2009-м по сценарию дебютанта Гэри Уитты, – новаторское религиозное полотно, под одеждой боевого апокалиптического вестерна скрывающее мощный богословский заряд. К тому же, благодаря изумительной операторской работе Дона Бёрджесса, магически обращающегося с панорамами, почти каждый кадр этого полотна выстроен как произведение искусства.
Собственно, образ Илая отсылает к нескольким персонажам Ветхого Завета. Один Илай (в Библии короля Якова – Eli (так же как в фильме), в Синодальном переводе – Илий), фигурирующий в Первой книге Царств, был первосвященником в Силоме и, в течение сорока лет, судьею Израиля. Однако прототипом героя Дензела Вашингтона служит, скорее, другой Илай (в Библии короля Якова – Ilai) – упомянутый в Первой книге Паралипоменон (1 Пар. 11:29) Илай-ахохи(т)янин, один из главных воинов царя Давида; он же назван во Второй книге Царств (2 Цар. 23:28) Цалмоном. Наконец, не будем забывать о гораздо более известном и значимом персонаже – пророке Илии (английские варианты: Elijah и Elias), который, как сказано в Книге пророка Малахии (Мал. 4:5–6), придет «пред наступлением дня Господня, великого и страшного, и… обратит сердца отцов к детям и сердца детей к отцам их».
Герой Вашингтона – в одном лице и воин, и пророк, и священник/судья. Подобно всем ветхозаветным пророкам, он призван гласом Божьим: в данном случае – сохранить единственный оставшийся в постапокалиптическом мире экземпляр Библии. Тридцать лет он скитается в поисках тех, кому окажется нужна эта книга, все это время пребывая под защитой Призвавшего. Фактически здесь воспроизводится деталь из Книги пророка Иеремии: «Они будут ратовать против тебя, но не превозмогут тебя; ибо Я с тобою, говорит Господь, чтоб избавлять тебя» (Иер. 1:19). Более того: скитаясь, герой Вашингтона выучивает Библию наизусть, можно сказать – поглощает ее, как обычно говорят о книгах и их чтении. Он подобен пророку Иезекиилю, съевшему исписанный словом Божиим свиток (Иез. 3:1–3). Вне зависимости от того, насколько буквален в данном случае акт поглощения, Илай сам становится Книгой: «Делать для других больше, чем для себя, – вот что я понял из нее». Как учили в похожем контексте хасидские мудрецы, верующий должен не столько читать Тору, сколько быть Торой…
Впрочем, вашингтоновский Илай говорит не только как пророк («Мы ходим верою, а не вúдением») и цитирует не только псалмы, но и, например, Джонни Кэша (концерт в тюрьме «Фэлкон»). Братья Хьюз иногда вообще предельно ироничны, взять хотя бы сцену с громкоговорителем Motorola. Однако важнее здесь другое: авторы «Книги Илая» воспроизводят, помимо библейских смыслов, еще и излюбленный концепт Брэдбери – библиотеки (в идеале – всемирной библиотеки) как главного оплота в борьбе со злом. Финал картины смело, и притом вполне органично, соединяет пророческие книги Ветхого Завета с концовкой романа «451 градус по Фаренгейту». Именно в таком синтезе Гэри Уитта и братья Хьюз видят спасение от тирании, от персонажей вроде тех, кого играет Гэри Олдман, которые зачитываются Муссолини и мечтают при помощи библейских слов – «оружия, нацеленного прямо в умы и сердца слабых и отчаявшихся» – подчинить себе мир. В конце концов, здесь же создатели «Книги Илая» видят и спасение от общества потребления, каковое не сможет в итоге избежать катастрофы: «Люди имели больше, чем было нужно. Они не ведали, что действительно бесценно, а что – нет».
Vlad Dracula
