«Робин Гуд»: Рецензия Киноафиши

Ридли Скотт продолжает писать альтернативную историю, творчески перерабатывая Античность и Средневековье в нужном идеологическом ключе. Ключ сей есть либерализм/демократия/гуманизм, и, по мнению Скотта, это форменный и фирменный ключ от всех дверей: римских, лондонских, ноттингемских – и даже дверей в Царство Небесное, если верить одноименному фильму. Теперь маститый британец взялся за Робина Гуда, выудив его из мифологической провинциальной глуши и поместив в эпицентр большой европейской политики. Как в «Гладиаторе» несуществующий полководец Максимус убивает на арене субтильного декадента Коммода (который на самом деле был могучим атлетом и пал жертвой заговора, будучи задушен в собственной уборной), якобы расправившегося со своим отцом Марком Аврелием (в действительности тот умер от чумы), – так и здесь полулегендарный Робин Гуд оказывается вершителем судеб Англии, приносящим корону Иоанну Безземельному и даже извлекающим на свет Великую хартию вольностей, написанную его, Робина, отцом (!). Ридли Скотту неодолимо мила идея о том, что простолюдин есть подлинный центр истории, поэтому в «Царстве Небесном» сюжетом движет кузнец, а в «Робине Гуде» – сын каменщика-вольнодумца, проповедующего всеобщее равноправие. То, что главный герой – лучник Ричарда Львиное Сердце Робин Лонгстрайд – сын именно каменщика, более чем символично. Камень – это основание: имя апостола Петра, наместника Христа на земле и привратника в Царстве Небесном, означает не что иное, как «камень», и вольные каменщики (масоны) составляют весомый культурно-политический пласт европейской истории. И если уж кузнец с легкостью может оборонять Иерусалим, то сыну каменщика сам Бог велел спасти Англию и короля Иоанна от французского вторжения. «Держава строится, как собор, – с самых низов», – провозглашают авторы фильма устами заглавного героя, заходя, впрочем, в своем демократическом пафосе еще дальше: «Между рыцарем и простолюдином нет никакой разницы, кроме одеяния». Здесь, конечно, Ридли Скотт и сценарист Брайан Хельгеланд, автор «Истории рыцаря» – плебейского манифеста на псевдосредневековую тему, врут, и врут безбожно. Между рыцарем и простолюдином очень существенная разница – в самом типе сознания, который нельзя поменять, просто облачившись в одежду другого фасона. И, строго говоря, Ридли Скотт, начинавший режиссерскую карьеру с панегирика европейской аристократии, упомянутой разницы не знать не может, так что врет, стало быть, вполне отдавая себе в этом отчет.

Разумеется, Ридли Скотт «Робина Гуда» – не Ридли Скотт «Дуэлянтов» и «Бегущего по лезвию» и даже не Ридли Скотт «Легенды». За десятилетия больших голливудских свершений он приобрел хватку, во многом утратив талант мыслить нешаблонно. «Предыстория» общеизвестных шервудских приключений, каковою является «Робин Гуд», сделана по такому накатанному стандарту, что, в принципе, от каждого последующего кадра ничего не ждешь, кроме чисто технического совершенства, в котором Скотту никогда нельзя было отказать. Чередование эффектных боев, шуток, пафосных речей и поцелуев выверено до миллиметра, до секунды: авторы блокбастеров отлично знают, как угодить широкому зрителю – тому самому простолюдину, которого они ставят в центр всемирной истории и которого никто не смеет поставить в угол, разве что только во главу угла. Ноттингем оказывается у Ридли Скотта, как, впрочем, и у подавляющего большинства современных биографов шервудского стрелка, очередным пунктом (если не пунктиком) кинематографического общепита, даром что в последних кадрах знаменитое лесное логово превращается натурально в гуманитарную миссию, кою героиня Кейт Бланшетт с таким же успехом и в таком же точно антураже могла бы завести где-нибудь в Африке или Камбодже. Хотя в целом, следует признать, подобное вторжение в заповедные угодья самого известного английского лучника больше напоминает гуманитарную катастрофу.

Vlad Dracula