«Стоун»: Рецензия Киноафиши

Как и всякий великий фильм, «Стоун» – совсем не о том, что написано в синопсисе. Не об уходе на пенсию, не о шантаже и не об освобождении из мест не столь отдаленных, хотя и обо всем этом, разумеется, тоже. Так же как и «Убийца внутри меня», к которому режиссер «Стоуна» Джон Кёррен написал сценарий, «Стоун» – религиозная медитация, только, если угодно, с обратным знаком: если The Killer inside Me – история блужданий абсолютно падшей души, обнаруживающей в себе лишь мерзость запустения, то Stone – история преображения. Странного, непривычного, доходящего до понимания вещей, совсем уж радикально противоречащих здравому смыслу, но (и особенно благодаря этому) – преображения.

Собственно, религиозный смысл фильма транслируется непосредственно и прямым текстом: конечно, не через авторский громкоговоритель Господа Бога, как в «Антителах» Кристиана Альварта, а через беседы на некой христианской радиостанции, неотступно сопровождающие всё действие, – и тем не менее транслируется слишком уж, пожалуй, буквально и «в лоб». С другой стороны, этот рефрен мало того что весьма неординарен – он еще и оказывается краеугольным для сюжета, а следовательно, его непосредственное проговаривание не просто иллюстрация интриги.

Главные персонажи, блистательно исполненные Робертом Де Ниро и Эдвардом Нортоном, суть два полюса в этом полотне о человеческой природе и свободе воли. Первый – полюс добра, смещающийся по наклонной плоскости шаблонов, привычек и подавленной, но не уничтоженной гордыни. Второй – полюс зла, смещающийся к некоему подлинному постижению мира. В этом взаимном смещении друг относительно друга они движутся параллельно: оба доходят до предельной черты, до постоянной мысли о самоубийстве, до невозможности всё изменить и исправить. Но: «Мы грешники не потому, что грешим, – мы грешим потому, что грешники». Мы предопределены собственной природой, а природа эта, в свою очередь, такова, поскольку предузнана Богом. «Господь уже предопределил то, что должно произойти. И ничто не сможет этого изменить».

Герой Де Ниро постоянным усилием самодисциплины избавляется от себя прежнего, того, который в начале фильма едва не выбрасывает в окно собственного ребенка, – но окончательно избавиться не может и никогда не сможет по определению. С любимой женой его объединяет лишь многодесятилетняя привычка совместного существования да общая тяга к выпивке, единственно способной скрасить уныние и скуку вечернего ничегонеделанья. С любимой дочерью его уже ничто не объединяет. Более того, Кёррен устраивает в середине фильма символический акт, весьма значимый для истории кинематографа. Почти полвека назад сатана в исполнении Де Ниро хищно поедал в «Сердце Ангела» яйцо, которое символизировало ставшую его добычей падшую душу. В «Стоуне» персонаж Де Ниро тоже поедает яйцо, но данная процедура подразумевает ровно противоположное: плод, поднесенный героиней Миллы Йовович, фактически означает искушение, а принятие этого плода (куриного, фруктового, – не все ли равно…), с последующей любовной связью, – принятие искушения и, следовательно, подчинение себя иной, внешней силе. Тут уже скорее не Ева, а Лилит, уверяющая, что «никакого Бога не существует» (и для нее действительно никакого Бога не существует – только тело и инстинкт игры). Тюремный инспектор оказывается сломленным и побежденным задолго до красноречивого финала.

Персонаж Нортона, подопечный инспектора, совершает обратный путь. Пройдя через психическую пытку заточения, грозящую полным мраком безумия, Стоун (это прозвище, означающее «камень», в религиозном контексте фильма более чем неслучайно), благодаря «шоковой терапии» в форме нечаянного созерцания чужого убийства, прозревает и обнаруживает глубинный замысел вещей. Олень, светило, звук, цвет, бесконечность, насильственная смерть, жестокость, страдание, прекрасное небо («чаша с синим, наполненная облаками»), – всё суть элементы Божественного замысла, первичной и неизменной красоты мироздания. То, что определенному человеку в определенный момент его жизни (или, лучше сказать, предопределенному человеку в предопределенный момент его жизни) кажется исключительно злым и уродливым, не таково для Бога, осуществляющего высший смысл во всем, в том числе и в любом зле. Предопределение означает уже не столько неотвратимость, сколько наполненность смыслом. Оно не столько ограничивает свободу извне, сколько дышит в самой ее сердцевине. Лишь тот, кто проживет и переживет опыт такого понимания, сможет выйти из тюрьмы свободным, вне зависимости от того, инспектор он или заключенный, преступник или надзирающий за преступниками, полюс добра или полюс зла.

Vlad Dracula