«Хроники Нарнии: Покоритель зари»: Рецензия Киноафиши

Смена режиссера определенно не пошла на пользу хроникам Нарнии, скорее иллюстрируя мораль известной басни Крылова: как, друзья, вы ни садитесь, всё в музыканты не годитесь. Однако пересевший в кресло Эндрю Эдамсона Майкл Эптид столь горячо преуспел в своем рвении именно «иллюстрировать мораль», что довел безотказный конвейер нравоучений до состояния полнейшей зомбированности дидактикой: никто не может и шагу ступить, чтобы не изречь при этом нечто душеполезное. Единственным громоотводом посреди бушующих розово-карамельных наставлений оказывается кузен юных героев Юстас, случайно прихваченный в Нарнию и там совершенно по-сервантесовски записывающий в дневнике: «Абсолютно все здесь одержимы фантастическими маниями: ловят зеленый туман… Я думаю, это от плохого питания». Увы, зеленый туман прописных моралите, действующий хуже опия и абсента (порождающих подобные феномены в реальности), хуже даже того тумана, который напустили Джон Карпентер и Руперт Уэйнрайт в одноименных фильмах, – сразил и стойкого к фэнтези-жвачке кузена, в итоге непоколебимо уверовавшего в представший пред его очами сливочно-тянучный аттракцион. Отказавшись от идеи насаживать ненавистных родственников на булавку как насекомых, перевоспитанный юноша присоединяется к слащавому стаду, непрерывно кричащему: «За Аслана <ударение на первом слоге>! За Нарнию!» и «Аслан <ударение на первом слоге> нам поможет!», на что Аслан <ударение на первом слоге> отвечает с раздутой санта-клаусовской напыщенностью: «Здравствуйте, дети!» Конечно, после всего этого обмена любезностями, то есть, проще говоря, банальностями, по линии «Юстас – Аслану» и наоборот – царю зверей остается только воскликнуть: «В вашем мире меня зовут иначе». А мог бы и прямо, без обиняков: «Я – Господь, Спаситель твой и Искупитель твой, Сильный Иаковлев» (Ис. 49:26). Правда, тогда пришлось бы добавить что-нибудь вроде: «И будешь посмеянием и поруганием, примером и ужасом у народов, которые вокруг тебя, когда Я произведу над тобою суд во гневе и ярости, и в яростных казнях…» (Иез. 5:15). Но это принудило бы волшебных хроникеров к несколько большей ответственности, нежели когда просто напускаешь зеленого туману и погромыхиваешь бутафорскими мечами на фоне скверно нарисованных компьютерных драконов.

Вообще, мир Нарнии прекрасен как раз тем, что всё в нем совсем уж понарошку. Плененные злом островитяне возвращаются домой живыми и невредимыми, прямо на тех же лодках, на коих и были пленены; лорды не умирают, а лишь магически засыпают за магическим же пиршественным столом, чтобы, не дай бог, не поссориться друг с другом. Все умильно примиряются; девочка Люся, когда-то первопроходчески залезшая в волшебный шкаф и этим положившая начало всей эпопее, получает урок о смысле Нарнии для подрастающего поколения; еще более умудренный принц Каспиан возвращается в свои постгамлетовские пенаты, дабы править еще более благочестиво; а играющий в испанского рыцаря благородный мыш и вовсе отбывает в райские кущи за примерное поведение. Всюду бьют фонтаны кленового сиропа, все целуются, измазывая друг друга непрожеванными пирожными, бросают в воздух чепчики и восхваляют Аслана <ударение на первом слоге> за поистине неживотную мудрость. Один за всех, и все за Нарнию!..

Vlad Dracula