«Голодные игры»: Рецензия Киноафиши
Возможно, самое удивительное в «Голодных играх» – то, как образ главной героини, сыгранной Дженнифер Лоуренс, родился из предшествующего образа, воплощенного на экране той же самой Дженнифер Лоуренс, только двумя годами ранее. Речь – о гиперреалистической драме Дебры Граник «Зимняя кость». Там Лоуренс исполняла роль девушки, пытавшейся выжить в деревенской глуши Миссури: посреди всеобщей нищеты, зарабатывающей на хлеб кустарным мескалиновым производством; посреди сельской клановой поруки, уголовного мрака и абсолютной беспросветности существования. «Голодные игры» снимались в Северной Каролине, по геоклиматическим условиям и ландшафту чрезвычайно родственной штату Миссури. Точно так же героиня Лоуренс, юная и не по годам взрослая, вынуждена кормить семью, где отец погиб, мать впала в многолетнюю прострацию, а младшие братья и сестры (в «Голодных играх» – только младшая сестра, в единственном числе) еще слишком малы. Точно так же героиня охотится на окрестную живность, точно так же идет на все возможные жертвы, чтобы ее близкие сумели элементарно выжить. В этом смысле экранизация первого романа трилогии Сьюзен Коллинз отличается от экранизации романа Дэниела Вудрелла лишь тем, что действие последней происходит в наши дни, в то время как киноверсия коллинзовской саги заглядывает в антиутопическое будущее Соединенных Штатов. В вышеупомянутом будущем уже нет, впрочем, никаких Соединенных Штатов, а есть тоталитарное государство, поделенное на дистрикты. В центре этого государства – Капитолий, мир утрированной гламурной роскоши, где люди с римскими именами (Цезарь, Сенека, Клавдий, Катон, Цинна и т. д.) щеголяют самыми китчевыми и безумными прическами и нарядами, какие пока можно представить лишь на подиумах высокой моды, едят пирожные и услаждают свой развращенный ум и взгляд при помощи реалити-шоу молодежного лесного насилия. А окружающие Капитолий дистрикты, спаянные единой судьбой пролетарско-крестьянской нищеты и искуплением старинной антиправительственной вины, поставляют столичным обитателям не только еду, хозтовары и средства оплаты роскоши, но и ежегодную молодую пару (древний мифологический обряд, связанный с умилостивлением всяческих драконов и минотавров) – для участия в священной резне под названием «Голодные игры».
И здесь от «Зимней кости» мы плавно переходим к режиссерскому дебюту постановщика The Hunger Games Гэри Росса – «Плезантвилю», где герои, осваиваясь в одноименном черно-белом сериале 50-х, постепенно превращали его в живой, прекрасный и многоцветный мир. Ситуация «Голодных игр», в сущности, та же, хотя и в разительно другой оркестровке: обитатели некой подлинной реальности (а реальность здесь удостоверяется голодом, физическим трудом и прочими атрибутами естественности) попадают в универсум тотального телешоу, который они должны взломать, развенчать и преобразить. Разумеется, степень кровавости в «Плезантвиле» и «Голодных играх» абсолютно несопоставима: в мире Сьюзен Коллинз, когда-то сценаристки детских сериалов, а ныне родительницы суперпопулярного бестселлера, включенной журналом «Тайм» в список самых влиятельных персон 2010 года, – охотница и свинопас несут знамя реальности посреди высокотехнологичного леса, напичканного телеаппаратурой и взлохмаченными трупами выбывших из игры (и, соответственно, из жизни) подростков. И сквозь череду этих гладиаторских игрищ, которые, если вспомнить римскую историю, выкристаллизовались из священного ритуала жертвоприношения, проступает образ диктатора-садовника, мудрого, вежливого и благообразного старика, мастерски ухаживающего за розами и доподлинно знающего, что массы нужно контролировать с помощью не только страха, но и надежды, умело и точно дозированной. Дональд Сазерленд, воплотивший здесь это изумительное сочетание патриархального обаяния и абсолютной безжалостности, вместе с Вуди Харрельсоном и Стэнли Туччи составляет в «Голодных играх» тот триумвират, без преувеличения, великих актеров, которые, собственно, окончательно удостоверяют неотменимость происходящего, выстроенную по классическим оруэлловским законам.
Сергей Терновский
