«Вий 3D»: Рецензия Киноафиши
Когда Николай Васильевич Гоголь, заживо погребенный по ходу летаргического сна, очнулся в своем гробу и, судорожно царапая ногтями его безмолвные черные внутренности, уставился обезумевшими зрачками во тьму (версия чрезвычайно сомнительная, однако же интенсивно бытующая по сию пору), – ему, вероятно, привиделось нечто похожее на то, что снял Олег Степченко вместе с рекрутированными им гарными парубками, дуже охочими до малороссийской горилки. Собственно, горилка и есть тот единственный художественно-эстетический фактор, который цементирует совершенно разнородные куски, снятые в разное время, по разным сюжетам, в разных состояниях сознания и с разным алкогольно-идеологическим уклоном. Недаром в финале предъявлен замечательный указатель с тремя стрелочками, определяющими три главных географических ориентира: «Лондон», «Москъвь», а между ними – «Хортиця». Хортица, конечно, днепровский остров, всё так, но для наших современников это имя не столько острова, сколько названного в честь него запорожского завода – крупнейшего производителя малороссийской горилки, обзаведшейся не так давно почетным титулом organic (если органичности в новейшем «Вие», насквозь лубочно-театрализованном, Чеширский Кот наплакал, то органики хоть отбавляй). Весь фильм, по сути, product placement белой горячки, и знаменитый возглас «Поднимите мне веки!» здесь невозможно воспринять иначе, нежели вселенскую похмельную мольбу.
Судя по всему, вначале, примерно в 2005–2009 годах, авторы «Вия»-2014 собирались сделать честную экранизацию – и даже запустили в 2006-м ролик с продюсером Петрухиным в роли Хомы Брута, еще не успев приступить, впрочем, к сочинению сценария. В процессе многолетнего переписывания сценария и пересъемок проект изменился почти до неузнаваемости. В эпицентре украинского чертобесия оказывается английский бакалавр Джонатан Грин (побочный потомок Бартлета Грина из «Ангела западного окна» Майринка, ставший персонажем типично филдинговской прозы), ради «переворота в картографии», а также ради спасения от папаши забеременевшей невесты, едущий через Трансильванию прямо в лапы бескомпромиссного восточнославянского фольклора. Где-то между Диканькой и Сорочинской ярмаркой «зеленый» картограф (Green как раз и означает «зеленый») попадает в объятия местного зеленого змия, успешно помогающего ему освоить тот странный суржик, на котором изъясняются местные обитатели. Подхлестываемый горилкой и жаждой эпистолярного просветительства, Грин, записной последователь сэра Исаака Ньютона, исправно шлет голубиной почтой в Англию письма, «зашифрованные по методу Леонардо да Винчи» (письма, надо сказать, чудесные: с описанием крыльев и копыт местных жителей и сочным портретом «шестиглазого кальмара Вия»). Код да Винчи здесь весьма кстати, ибо лондонский бакалавр находит родственную душу в лице местного кузнеца Виктора Бычкова (оформленного на новый этнографический лад егеря Кузьмича из «Особенностей национальной охоты»), самостоятельно переизобретшего летательный аппарат Леонардо, он же по совместительству самогонный. Научно-технический прогресс, вооруженный «чистым как слеза» напитком, вступает в эпическую битву с религиозным обскурантизмом тамошнего отца Паисия, успешно превращающего гоголевских персонажей в тоталитарную секту. «Я много лет ходил по Европе, и я знаю, как создать новую религию», – заявляет отец, сквозь то ли православный, то ли униатский облик которого (католическая скульптура распятия в церкви явно свидетельствует о неподотчетности здешнего клира вселенским патриархатам) все четче проглядывает кальвинистский задор. Вообще, Европа тут поминается часто и со смыслом. «Может, у вас в европах и нет ведьм, а у нас в Киеве все бабы – ведьмы», – любят повторять казаки, неожиданно переводя в гротескный регистр нынешние коллизии между Украиной и Евросоюзом.
Тем не менее Олег Степченко и его соавтор сценария Александр Карпов, исполнивший, кстати, роль Панаса (новый кинодраматургический шедевр Карпова, «В спорте только девушки», уже стартует на экранах страны), определенно не знают, в какую сторону им двигаться. Сатирически поданная история научного познания, фольклорный аттракцион и социально-религиозная драма непрерывно сменяют друг друга, расшатывая сюжет до полной и бесповоротной невменяемости. То и дело возникают совсем уж запредельные версии: о Хоме, изнасиловавшем и убившем панночку, о Хоме, пытавшемся спасти панночку от похотливого священника и на протяжении года скрывавшемся от местных органов управления, и т. д. и т. п. Антиклерикальный пафос с научно-феминистским уклоном наслаивается на конфликт двух ветвей власти – исполнительной и духовной (то бишь сотника и священника), чтобы в итоге разрешиться переиначенной цитатой из «Отходной молитвы» с Микки Рурком (недаром все герои «Вия»-2014 после посошка и стременной пьют каждый раз еще и отходную): упомянутая скульптура распятия торжественно – буквально в лоб и по лбу – наказует зло.
Учитывая все эти идейные разоблачения, непонятно, на какой счет, кроме гамбургского счета delirium tremens, можно отнести буйную босховщину, обильно уснащающую фильм. От «Сонной Лощины» и «Братьев Гримм» Степченко неумолимо движется к «Лабиринту Фавна», а от него – к экранизациям Лавкрафта, прежде всего к «Дагону». Во всяком случае, именно к этому ареалу отсылает ключевая сцена с казаками-мутантами, норовящими превратиться в радиоактивные морепродукты; кстати, единственный эпизод с качественными спецэффектами: остальные сделаны на уровне «Вия» 1967 года, а временами и еще хуже, то есть практически в духе самых первых картин Роджера Кормана. Впрочем, пируэты, вытворяемые панночкой в церкви, скомбинированы из параллельного визуального материала: «Особи» Роджера Дональдсона, «Опекуна» («Хранителя») Уильяма Фридкина и целой серии новейших японских ужастиков с заупокойными девами, перечислять каковые было бы слишком долго и скучно. Весь этот взлавкрафченный лубочный цирк, неожиданно соответствующий духу раннего Гоголя, соединяется с комедией нравов (надевание парика на голое тело и еще две-три чертовых дюжины похожих номеров), с игрой в цитирование «Мертвых душ» и «Ревизора» и с игрой в предысторию кино; во всяком случае, финальное явление «волшебного фонаря» служит то ли альтернативой белогорячечному объяснению предшествующих событий, то ли его продолжением. Впрочем, один из героев еще в начале фильма подводит ему весьма убедительный итог: «Нужно было только, перекрестившись, сплюнуть ей на хвост – и всё, и ничего бы не было».
Сергей Терновский
