«Дивергент»: Рецензия Киноафиши

Триумф «Голодных игр» повлек за собой немедленную череду проектов, алчущих собрать второй, третий и четвертый урожай с той же самой нивы. Не успела еще целиком выйти на экран трилогия Сьюзен Коллинз, как вослед устремилась трилогия Вероники Рот, тоже посвященная нелегкой жизни подростков в постапокалиптическом будущем. Вероника Рот, прилежная студентка филологического факультета (роман «Дивергент» вышел в 2011-м, а его автор родилась в 1988-м), тщательно, временами даже чересчур тщательно, копирует рецептуру успеха Сьюзен Коллинз. Вот, для примера, начало обеих трилогий. «Я просыпаюсь и чувствую, что рядом на кровати пусто. Пытаюсь нащупать тепло Прим, но под пальцами лишь шершавая обивка матраса. Должно быть, сестренке снились кошмары, и она перебралась к маме. Неудивительно – сегодня День Жатвы. Приподнимаюсь на локте и вижу их в полумраке спальни: Прим, свернувшись калачиком, тесно прижалась к матери, щека к щеке. Во сне мама выглядит моложе – осунувшейся, но не измотанной. Лицо Прим свежо, как капля росы, и красиво как цветок примулы, давший ей имя. Мама тоже когда-то была красавицей. Так мне говорили» («Голодные игры»). «В моем доме всего одно зеркало. Оно спрятано за подвижной панелью в коридоре наверху. Наша фракция разрешает мне смотреться в него во второй день каждого третьего месяца – день, когда мама подстригает мне волосы. Я сижу на стуле, а она стоит за спиной и щелкает ножницами. Пряди падают на пол тусклым светлым кольцом. Закончив, мама убирает мои волосы назад и стягивает в узел. Я замечаю, какой спокойной она выглядит, насколько она сосредоточенна. Она достигла мастерства в искусстве отрешения. О себе я не могу сказать того же» («Дивергент»). Рецепт, как видим, довольно прост: достаточно слегка подкорректировать состав семьи и заменить дистрикты на фракции – и вот уже завязывается новый блокбастер для лиц среднего и старшего школьного возраста. И если «Голодные игры» немного выбиваются из этой шкалы, затрагивая также аудиторию постарше, то «Дивергент» полностью укладывается в сознание старшеклассницы, которая ощущает себя не такой, как все, и требует, чтобы ее на этом основании немедленно поцеловали. А еще – чтобы сделали прикольную татуировку и дали порулить спасением мира.

Срежиссировавший «Дивергента» Нил Бёргер, любитель киноэкспериментов над измененным сознанием («Иллюзионист» и особенно «Области тьмы» как раз принадлежат к числу таких – качественных и небанальных – экспериментов), в данном случае капитулировал перед бесхитростным девичьим первоисточником, послушно изобразив энергичные старшеклассницыны грезы. Мир будущего (точнее, чикагские останки мира), по мысли романистки, поделен на пять фракций: Искренность, Самоотречение, Бесстрашие, Дружелюбие и Эрудиция. Соответственно, одни – умные, вторые – добрые, третьи – храбрые, и т. д. Причем все эти качества поддаются измерению на высокотехнологичной аппаратуре. Если ты, согласно показаниям приборов, сразу и умный и добрый – то беда, а если одновременно умный, добрый и храбрый – то вообще тушите свет. И как тут быть порядочной девушке, которая должна, скрывая свою незаконную многопрофильность, влюбиться в отличного парня-пионервожатого и попутно спасти постапокалиптический Чикаго от заговора умников и храбрецов? Особенно если порядочную девушку играет Шейлин Вудли, ухитряющаяся на протяжении всего фильма сохранять, пардон за каламбур, абсолютно ничего не выражающее выражение лица…

Однако в самом феномене «дивергента» (английское divergent означает «другой, инакий, отличающийся, отклоняющийся») внутри государства и социума, тяготеющих к платоновской модели, есть чрезвычайно важный момент, высказанный как бы через, сквозь сознание Вероники Рот и ее экранизаторов. Дивергенты (обладатели набора излишних качеств) – это не дополнительная социальная группа, прибавляемая к другим социальным группам (фракциям). Дивергент – это, собственно, само отклонение от любого предзаданного общественного устройства, от любого установленного порядка; это – имя тех, кто не поддается общему учету, ускользает от него, разрушая выстроенное социальное здание. И Жак Рансьер в «Десяти тезисах о политике» (1996–1997 годы), подытожив разбор Аристотеля, Платона и Гомера, определяет именно такую дивергентность как сущность демократии, или политики в собственном смысле слова: «Демократия, как известно, представляет собой термин, изобретенный ее противниками, всеми, кто имел “право” управлять: будь то по старшинству, по рождению, по богатству, по добродетели, по зна­нию. В этом термине, изобретенном в насмешку, противники выражают неслыханное переворачивание порядка вещей: “власть демоса” есть факт, что вла­ствуют именно те, общая особенность коих – отсутствие всякого права управлять. Перед тем как стать именем сообщества, демос является име­нем части сообщества – бедняков. Но вот “бедняки” – это отнюдь не экономически обездолен­ная часть населения. Это просто люди, которые не учитываются; те, у кого… нет права приниматься в расчет. <…> Народ (демос)… не может отождествляться ни с расой тех, кто призна­ёт друг друга по тому факту, что они имеют один и тот же генезис, одно и то же рождение, – ни с какой-либо частью или суммой частей населения. <…> Народ, по существу, представляет собой некий артефакт, препятствующий логике, кото­рая руководствуется принципом богатства, наследу­ющим принцип рождения. Народ есть абстрактное дополнение по отношению ко всякому действитель­ному подсчету частей населения, их прав на участие в сообществе и частей того общего, кое выпада­ет им в зависимости от этих прав. Народ есть до­полнительное существование, в которое вписывается подсчет неучтенных или доля обездоленных, то есть в конечном итоге равенство существ, наделен­ных даром речи, без какового дара немыслимо само нера­венство. Эти выражения следует воспринимать не в популистском, а в структурном смысле. Отнюдь не чернь, трудолюбивая и страдающая, занимает тер­риторию политического действия и отождествляет свое имя с именем сообщества. Что отождествляется посредством демократии с сообществом в целом, так это некая пустая дополнительная часть, которая от­деляет сообщество от суммы частей социального те­ла. Это первичное отделение обосновывает полити­ку как действие дополнительных субъектов, которые вписываются в качестве излишка по отношению ко всякому подсчету частей общества».

Сергей Терновский