«Годзилла»: Рецензия Киноафиши

Британец Гарет Эдвардс снова снял фильм про любовь. Начиналось у Эдвардса все, с научно-фантастической точки зрения, вполне благополучно: работа специалистом по визуальным эффектам в теледокументалках про Хиросиму, Бермудский треугольник и НЛО, режиссура документальной бибисишной теленовеллы об Аттиле и заказанного тем же Би-би-си телефильма «Конец света», где Землю попеременно уничтожают цунами, астероид, дальневосточный вирус и черная дыра. Но затем Эдвардс снял то ли за 15, то ли за 500, то ли за 800 тысяч долларов (источники катастрофически расходятся в показаниях) аморфно-меланхолическое роуд-муви под названием «Монстры», где люди целомудренно любят друг друга на фоне осьминогообразных пришельцев, а осьминогообразные пришельцы совсем не целомудренно любят друг друга на глазах у завидующих им людей. С тех пор Эдвардс, даже (вернее: тем более) будучи приглашен в Голливуд, не может снимать кино ни о чем, кроме любви. Его свежий реанимейк «Годзиллы» – романтическая сага о двух особях, которые в оригинале именуются достаточно нейтрально: MUTO (Massive Unidentified Terrestrial Organism), а в русском переводе пали жертвой беспощадного уничижения, получив аббревиатуру ГНУС (Гигантское Неопознанное Уникальное Существо). Крылатый японский Ромео, изрядно смахивающий на Чужого, мчит на всех парах – через моря, океаны и континенты и через вереницы двуногих персонажей, плоских как лист картона, – к своей будущей невадской пассии, чья чувственность только-только начала пробуждаться. Для горячей брачной ночи и порочного зачатия (как замечает один из героев: «Надо почаще рождаться!») им нужна лишь пара-тройка ядерных боеголовок. Но тут в игру вступает Бог. В фильме, правда, настойчиво говорят о том, что-де природа, ради сохранения экобаланса, отрыгивает из своих глубин разные биологические противовесы. Однако Годзилла (GODzilla), неспешный и умудренно-меланхоличный словно Крокодил Гена (отчаянно не хватает галстука-бабочки и гармошки), – это, если смотреть в английский корень, именно божество (God): провидение, промысл и разрешение судеб мира. Собственно, Годзиллу в фильме так и называют: «бог древней экосистемы». Он (она, оно) идет промыслительно разрушить всепоглощающую любовь, которая, в свою очередь, грозит сокрушить всю мировую гармонию (взять хотя бы разгром Лас-Вегаса), то есть, переводя на современный язык, пресловутый экобаланс и биологическое равновесие.

«Человеческая» часть картины, склеенная из одних шаблонов, никакого интереса для истории не представляет. Ответственный сын-муж-сапер, одержимый научной истиной отец, заботливая жена-медсестра, высокопрофессиональный адмирал: характеры персонажей полностью исчерпываются этими нехитрыми определениями. Главная психологическая сцена фильма – трогательное обретение гирлянды на день рождения пятнадцатилетней давности. Жюльет Бинош, не иначе как с откровенно издевательской целью приглашенная на роль матери, умирает минут примерно через десять после начала картины, побыв в кадре, в общей сложности, минуты примерно три. Причем умирает, играя еврипидовскую Медею за иллюминатором перекрытого реакторного отсека, пока за нею и ее спутниками гоняется радиоактивный пар – совсем в стиле предыдущего американского годзилльщика, Роланда Эммериха, у которого в «Послезавтра» всемирное похолодание бегало за персонажами по коридорам Нью-Йоркской публичной библиотеки. Вообще, Гарет Эдвардс здесь невообразимо насуплен и сосредоточен, хотя материал ни в коей мере не предрасполагает к такой серьезности «на разрыв тельняшки». Он сохраняет каменное выражение кадра и актерских лиц даже там, где подобное, казалось бы, и вовсе невозможно (безуспешные поиски собственных трусов героем-сапером в собственной же квартире; сцена определения радиации по запаху; поиски подлодки в джунглях и т. д.). Юмору, словно одуванчику сквозь асфальт, приходится пробиваться через плотно задраенный реакторный отсек режиссерской непоколебимости. И ему удается это сделать: когда в 1954 году Годзилла предстал(а) из океанских глубин пред вооруженные морскими биноклями очи мировой общественности, то «все подумали, что это русские». После чего выходца из моря начали, под видом испытаний, глушить атомными бомбами. Конечно, этому сюжету еще далеко до пелевинского, где два миллиона политзаключенных одновременно подпрыгнули, чтобы создать сейсмическую волну от воображаемого ядерного взрыва, но Гарету Эдвардсу уже определенно есть на что равняться.

Сергей Терновский