«Исчезнувшая»: Рецензия Киноафиши

Если бы озорное отсебятинное название «Формула любви для узников брака» уже не было зарезервировано, именно так стоило бы озаглавить «Исчезнувшую». И роман Гиллиан Флинн, вышедший в 2012 году, чтобы сразу стать бестселлером, и фильм Дэвида Финчера, послушно следующий в кильватере романа, благо сценарий сама же Флинн и написала, – надгробная плита на современном брачном универсуме, который представляет собою, в предельном и даже не очень предельном воплощении, кроваво-мизантропические кошки-мышки в рушащемся карточном домике идеальных проекций и иллюзий. И роман и фильм начинаются одинаково (а фильм вдобавок ровно этим же и заканчивается) – неотступным удивлением перед тем, как два человека вообще могут жить вместе и до чего их совместная жизнь способна довести: «Подобно ребенку, я воображаю, как вскрываю череп Эми и разматываю, словно клубок, извилину за извилиной, прочесываю их, пытаясь найти и выловить мысли. “Эми, о чем ты думаешь?” – вот вопрос, который я чаще всего задавал за время нашей семейной жизни. В основном не вслух, а мысленно. Думаю, такие вопросы клубятся, словно грозовые тучи, над каждой супружеской парой. “О чем ты думаешь? Что чувствуешь? Кто мы? Что сделали друг для друга? Что еще нам предстоит сделать?”». Ну а поскольку Флинн интеллектуалка, главные герои ее романа и сценария – литераторы, придумывающие друг друга и переписывающие (как в переносном, так и в прямом смысле) историю своих отношений, собственную личность и личность врага-партнера по супружеству. Оттого-то они и обмениваются постоянно ролями злодея и жертвы, что рождает многочисленные эффектные повороты, столь необходимые кинотриллеру.

Однако Финчер слишком уж послушно следует за романисткой, словно один из тех мужчин в «Исчезнувшей», которые покорно идут в адское и кровавое пекло отношений за белокуро-интеллектуальной овечкой-оборотнем. Это подчинение оборачивается комическим эффектом, когда постановщик «Игры», «Семи» и «Бойцовского клуба» принимается слепо воспроизводить сексуальную подоплеку флинновской брачной карусели. Влюбленность героев Бена Аффлека и Розамунд Пайк начинается с пурги из сахарной пудры и с куннилингуса, расцветает в момент предложения руки и сердца – на фразе «Интересный факт для наших читателей: у Вас первоклассная вагина», а заканчивается на пятом году брака идеей «отхлестать пенисом». Исчезнувшая супруга жалуется, как она, по вине мужа, «брила лобок, ела холодную пиццу и регулярно ублажала ртом», обличает «телку с развратными сиськами, прикинувшуюся чертовой монашкой» (в романе обличение еще более красочно: «Разрушительница семейного очага. Мой дом уже шатался, но еще не собирался разваливаться, когда она впервые поцеловала моего мужа, запустила руку ему в штаны и улеглась с ним в койку. Заглатывала до основания его член, давилась им, чтобы Ник мог гордиться величиной своего причиндала. Позволяла ему глубоко входить в свою задницу. Принимала сперму на лицо и сиськи, а потом слизывала, будто какую-то вкуснятину. Давала, давала, давала… Это свобода. Быть неофициальной подружкой – это когда не нужно вызывать водопроводчика, выслушивать рассказы о бесчисленных проблемах на работе или напоминать, что пора купить проклятущего кошачьего корма») и рассказывает о том, что «классические симфонии, Пруст и импрессионисты» – достойная альтернатива «руке, засунутой в трусы». Последний момент, собственно, и сгубил финчеровскую конструкцию саспенса – когда персонажи, с видом людей, докапывающихся до самой сути мироздания, с невероятным напряжением мысли, слезами и стенаниями, безуспешно пытаются решить основной вопрос: кто из женщин оставил в кабинете свои красные трусы? Дальше можно, в принципе, не смотреть, поскольку всякое воспоминание об этой ключевой сцене, разыгранной на манер греческой трагедии, будет вызывать лишь гомерический смех. Особенно если учесть, что в преддверии финала Финчеру окончательно изменяют вкус и чувство меры: действо превращается в откровенный гиньоль, с многочисленными ручьями крови, предсмертными оргазмическими стонами, интравагинальным введением бутылок и прочими занимательными аспектами общения американских литературных работников.

Сергей Терновский