«Звездная карта»: Рецензия Киноафиши
Хотя термин «независимое кино» относится, строго говоря, к продюсированию и источникам финансирования, этим словосочетанием любят обозначать нечто идейно и эстетически «другое», не захваченное – или, по крайней мере, не слишком захватанное – щупальцами мейнстрима. Кинематограф Дэвида Кроненберга в подавляющем большинстве случаев подпадает под оба значения, но «Звездная карта» – явственное исключение из правила: если в производственном отношении она, как обыкновенно и бывает с кроненберговскими фильмами, независима от студий-мейджоров и жесткого продюсерского диктата, то в отношении драматургическом это не просто зависимое, а сверхзависимое кино. Попытка создать психоаналитическую сатиру на Голливуд обернулась для ее автора полным эстетическим и идейным провалом: такой безоглядной, слепой завороженности Голливудом, пусть и взятым с самой грязной, изнаночной своей стороны, – не демонстрировал, возможно, еще никто из великих.
Голливудская изнанка для Кроненберга, прежде всего, предельно физиологична. Героиня Джулианны Мур долго сидит на унитазе, пуская ветры и жалуясь сначала на запоры, вызванные кодеином, затем на запах собственных фекалий, после чего ее ассистентка пачкает белый дизайнерский диван своей менструальной кровью; тут же, «в рифму», тупые старлетки высмеивают всё подряд при помощи одного только слова «менопауза». Грязи физической соответствует грязь душевная: радость от известия о гибели чужого ребенка (мать умершего не сможет отнять роль) прерывается лишь смертью от удара одним из кинопризов. Разумеется, в ассортименте представлены самые радикальные отправления алчности, глупости и мизантропии, а на десерт поданы групповуха, с непременными нарциссизмом и карьеризмом, непрестанное упоминание «дырок» и их смрада, рассказ об анальном сексе с золотым дождем, покупка экскрементов любимого актера и целая череда убийств, одно случайней и бессмысленней другого. Наподобие каких-нибудь свиных цепней или печеночных сосальщиков, Кроненберг и сценарист Брюс Вагнер (персонаж Паттинсона, начинающий голливудскую карьеру с вождения лимузина, – это Вагнер в молодости) копошатся в намертво зашлакованных потрохах Голливуда, прогрызая наиболее лакомые ходы и с неким отрешенным наслаждением купаясь в их гниющем содержимом.
Но помимо столь интенсивного, хотя и поданного с аптекарской сухостью, живописания голливудской нечистоты, режиссер «Звездной карты» стремится к психоаналитическому и даже метафизическому обобщению. Весь сюжет пронизан линией инцеста, некоего священно-психопатического бракосочетания брата и сестры, ведущего, разумеется, только к успокоению в смерти: здесь Кроненберг буквально вторит позднему Фрейду. Тема пожара/поджога как нельзя лучше отражает – метафорически и физически – эту структуру наивысшего возбуждения и следующей за ним смерти. С обратной стороны пожара, из его зазеркалья – материнской водной стихии (конкретнее, из ванны или бассейна), героям являются призраки: одному – дух маленькой поклонницы, умершей от рака; другой – ее собственная мать, юная (вдвое младше постаревшей дочери) и жестокая. Постепенно мир призраков и мир живых переплетаются до почти полной неразличимости, покрываясь ожогами инцеста и осуществляя некий коллективный мифологический ритуал. И в качестве заклинательной формулы этого ритуала, на протяжении всего фильма, звучат строки из самого знаменитого стихотворения Поля Элюара – «Свобода» (ниже оно приведено в переводе Мориса Ваксмахера).
На школьных своих тетрадках На парте и на деревьях На песке на снегу Имя твое пишу
На всех страницах прочтенных На нетронутых чистых страницах Камень кровь ли бумага пепел Имя твое пишу
На золотистых виденьях На рыцарских латах На королевских коронах Имя твое пишу
На джунглях и на пустынях На гнездах на дроке На отзвуках детства Имя твое пишу
На чудесах ночей На будничном хлебе дней На помолвках зимы и лета Имя твое пишу
На лоскутках лазури На тинистом солнце пруда На зыбкой озерной луне Имя твое пишу
На полях и на горизонте И на птичьих распахнутых крыльях И на мельничных крыльях теней Имя твое пишу
На каждом вздохе рассвета На море на кораблях На сумасшедшей горе Имя твое пишу
На белой кипени туч На потном лице грозы На плотном унылом дожде Имя твое пишу
На мерцающих силуэтах На колокольчиках красок На осязаемой правде Имя твое пишу
На проснувшихся тропах На раскрученных лентах дорог На паводках площадей Имя твое пишу
На каждой лампе горящей На каждой погасшей лампе На всех домах где я жил Имя твое пишу
На разрезанном надвое яблоке Зеркала и моей спальни На пустой ракушке кровати Имя твое пишу
На собаке лакомке ласковой На ее торчащих ушах На ее неуклюжей лапе Имя твое пишу
На пороге нашего дома На привычном обличье вещей На священной волне огня Имя твое пишу
На каждом созвучном теле На открытом лице друзей На каждом рукопожатье Имя твое пишу
На стеклышке удивленья На чутком вниманье губ Парящих над тишиной Имя твое пишу
На руинах своих убежищ На рухнувших маяках На стенах печали своей Имя твое пишу
На безнадежной разлуке На одиночестве голом На ступенях лестницы смерти Имя твое пишу
На обретенном здоровье На опасности преодоленной На безоглядной надежде Имя твое пишу
И властью единого слова Я заново жить начинаю Я рожден чтобы встретить тебя Чтобы имя твое назвать
Свобода.
Элюаровское стихотворение, созданное в 1942 году, – это гимн Сопротивления. В кроненберговском фильме, где полным ходом идет деконструкция голливудского мифа, – подобный рефрен звучит как издевка, хотя использован он далеко не только и даже не столько в сатирических целях: поэтические строки становятся парадоксальной формулой-пуповиной кровосмесительного бессознательного (огня и воды), покрытой всеми субстанциями человеческого организма, которые считаются нечистыми. Свобода – это великое невозможное. Невозможное не только для героев «Звездной карты», что очевидно, но и для ее создателей, увязших в самой процедуре вскрытия: вскрытия наличной социальной реальности Голливуда и вскрытия его «звездного» мифа. Пока Кроненберг и Вагнер анатомировали нечистое царство грезы, погружаясь в него всё глубже и сильнее, Голливуд разложил их самих на монтажном столе и проделал с ними все те манипуляции (включая запретное проникновение и кормление продуктами своей жизнедеятельности), которые фигурируют в фильме. Коротко говоря, все остались довольны.
Сергей Терновский
