«Хитмэн: Агент 47»: Рецензия Киноафиши
Суперсемейка
Перезагруженный «Хитмен» вбил еще один знатный гвоздь в крепко сколоченный гроб, где покоится мечта о возможности талантливо и со вкусом экранизировать видеоигры. Конечно, последние не очень-то сами по себе располагают к созданию осмысленного кино, но, с другой стороны, хорошее кино можно сделать из чего угодно, были бы способности. Со способностями, однако, беда; точнее сказать, вначале они есть, но к тому моменту, когда наступает пора экранизировать «Хитмена», – куда-то испаряются. Например, режиссер первой версии, 2007 года, – Ксавье Жан – за два года до этого поставил выдающуюся по своей проникновенности и драматургической силе короткометражку «На рассвете», попавшую в программу Венецианского фестиваля. До «Хитмена» сила и проникновенность не дожили: Ксавье Жан сиганул в такую пучину гомерической псевдорусской клюквы, с пулеметными обстрелами болгарских православных соборов и прочими бонусами, что кино с первых же кадров превратилось в дикую, необузданную самопародию. Возможно, здесь сыграло роль еще и то, что чуть ранее создатель первого «Хитмена» снял «Границу» – упоительно серьезную сагу про нацистов-каннибалов, которых генетические мутации и весьма своеобразная политическая программа заставляют практиковать расчлененку и лесбийский инцест.
За плечами режиссера второго «Хитмена», Александера Баха, немецкого клипмейкера польского происхождения, начинавшего с музыкальных документалок, не было ни нацистов-каннибалов, ни проникновенных игровых короткометражек из венецианской программы. Зато созданные им рекламные ролики признаны образцово нестандартными и поэтичными (и это правда: достаточно увидеть работы, сделанные для RWE, Orange и Красного Креста), а Каннский и Нью-Йоркский фестивали не поскупились на награды питомцу Баден-Вюртембергской киноакадемии. Поэтичность предсказуемо канула в небытие, стоило каннскому избраннику взяться за похождения агента 47. Жестко выверенный, временами откровенно ледяной, геометрический дизайн кадра, с кровавыми узорами Роршаха в белоснежном интерьере, порождает пустое, стерильное пространство, в котором разворачиваются битвы генетически модифицированных сверхчеловеков. Взамен «русской» клюквы, густой и душевной, Бах предлагает зрителю баталию терминаторов (у одного даже подкожное титановое покрытие) в некоем вымышленном пространстве между Берлином и Сингапуром, где советский конструктор сверхлюдей Петр Аронович Литвенко, в исполнении ирландца Киарана Хайндса, увлеченно строящего нехарактерные для себя физиономии, в итоге раскрывает разные молекулярные тайны о своих подопечных «киборгах». Вся эта стерильная дизайнерская конструкция держится на одних сценарных штампах, преисполненных пафоса на ровном месте («Невозможно уйти от собственной природы» / «Мы сами выбираем, кто мы такие» (нужное подчеркнуть)) и временами превращающихся в откровенный шарж: «Я тебя не ранил – я тебя пометил». Вдобавок, как в мексиканском сериале (точнее, как в греческой трагедии, переосмысленной в духе мексиканского сериала), все оказываются друг-дружкиными родственниками: кто в лабораторном смысле, а кто и совсем в буквальном, так что к финалу на экране вырисовывается целая суперсемейка, демонстрирующая свои суперспособности направо и налево, в строгом соответствии с ритмикой видеоигры; даже плохо нарисованные фигурки, больше похожие на манекены, падают по типично «компьютерным» траекториям. Ну а последняя сцена обращает эту семейно-генетическую историю в окончательный фарс, ради которого вовсе не обязательно было стерилизовать геометрию кадра под претенциозный и безжизненный геном Ньютона.
Сергей Терновский
