«Сохрани мою речь навсегда»: Рецензия Киноафиши
На фоне того полукоматозного состояния, в котором пребывает нынешний российский игровой кинематограф (что так называемый коммерческий, что так называемый артхаусный), наибольший интерес представляют режиссеры, работающие на стыке, пограничной территории различных видов киноискусства. Речь, собственно, о двух выдающихся фигурах: это Ирина Евтеева, соединяющая игровое и анимационное кино, и Рома Либеров (поскольку он сам пишет в титрах сокращенную версию своего имени, то и с нашей стороны подобное не будет фамильярностью), скрещивающий анимацию и документалистику. Причем в обоих случаях речь идет не о чередовании эпизодов различного типа, а о комбинировании техник – и, соответственно, миров – внутри одного кадра, то есть о рождении принципиального нового изображения.
Анимационно-документальная биография Мандельштама – уже шестой кинопортрет, созданный Либеровым: до этого были картины об Олеше, Бродском, Владимове, Довлатове и об Ильфе и Петрове. В жизнеописании Мандельштама не меньшую роль, чем документалистика и анимация, у Ромы Либерова сыграл кукольный театр; наряду с фотографиями, то артистически разбросанными по пространству кадра, то вплавленными в супрематические – «под Малевича» – заставки, в фильме действуют куклы-марионетки: самого Осипа Эмильевича, Надежды Мандельштам, Гумилева, Ахматовой, Хлебникова…
Это ювелирно собранное кукольно-фотографически-рисованное целое пронизано яркой россыпью иронических, по большей части горько-иронических, культурных рифм. Во время чтения строк «Бессонница. Гомер. Тугие паруса. / Я список кораблей прочел до середины…» в кадр вплывает революционная «Аврора». Стихотворение 1912 года «Образ твой, мучительный и зыбкий…» («Образ твой, мучительный и зыбкий, / Я не мог в тумане осязать. / “Господи!” – сказал я по ошибке, / Сам того не думая сказать») декламируется в Театре имени В. И. Ленина. Бракосочетание с Надеждой Хазиной изображено как похищение Европы красным быком, а возвращение с нею из Армении происходит уже на петров-водкинском красном коне. Письмо к жене («Надюша, никого ни о чем не проси, но попытайся узнать, что думает ЦК партии обо мне») срифмовано с памятником Ильичу, характерно указующим вдаль, – у основателя партии, как известно, тоже была своя Надюша. Однако советская реальность, расчисленная вождями и неустанно прошиваемая фигурками, вобравшими в себя и наскальную роспись, и древнегреческую вазопись, и рабоче-революционные силуэты, – смяла все эти лирические основания и надежды. Поэтический путь оборвался в бараке Владперпункта Севвостлага Дальстроя НКВД, и даже на документе о посмертной реабилитации, демонстрируемом в кадре, фамилия одного из членов суда, подписавших названное решение, – Арестович…
Тем не менее у новой картины Ромы Либерова, изумительной во всех прочих отношениях, есть некий существенный изъян, непопадание в цель. И это вовсе не финальные титры, на которых звучит песня Noize MC, основанная на заглавном мандельштамовском стихотворении 1931 года «Сохрани мою речь навсегда за привкус несчастья и дыма…», изрядно, впрочем, дополненном, – хип-хоп-переложение классического шедевра звучит, конечно, эпатажно, но небезынтересно. Упомянутый же изъян заключается в озвучании главного героя Виктором Сухоруковым. Осип Эмильевич и Виктор Иванович – существа настолько противоположные, насколько это можно себе вообразить; при всем при том Виктор Иванович органически не способен растворяться в своих персонажах, он прежде всего – зримо и весомо – Сухоруков, а уж потом тот или иной герой. И он, конечно, старательно копирует особенности мандельштамовской декламации по сохранившимся архивным аудиозаписям, но всё бесполезно: вместо гениального неврастенического интроверта, священнодействующего с шепелявым завыванием, зритель слышит невероятно жизнелюбивого сказителя, чей лучезарно-округлый, фольклорный голос превращает происходящее в добрую, надежную, изобретательную прибаутку. Но это уже совсем другая речь…
Сергей Терновский
