«Сафари»: Рецензия Киноафиши
Получить звание неожиданно претенциозного и вульгарного фильма на Венецианском кинофестивале многого стоит. В особенности, когда насчёт данной ленты разгорается жаркая резонансная полемика. И уж тем более, если большинство зрителей предлагают бойкотировать её в мировом прокате, а потом и вовсе накладывают клеймо аморальности. И это с тем учётом, что один из самых уважаемых в мире кинофестивалей славится программой, не стесняющейся ни эпатажа, ни табуированных тем.
Подразумевается, что искушённая публика будет готова ко всяким изыскам кинематографической кухни и изощрённым манипуляциям с исходными продуктами. Однако на этот раз признанный австрийский мэтр документального кино Ульрих Зайдль приготовил настолько экзотическое блюдо, что оно вызвало моральную колику и нравственную изжогу у европейского жюри.
Забудьте о художественном замысле, метафоричности образов и высокой поэтичности: Ульрих Зайдль больше, чем какой-либо любой режиссёр стремится к объективизму в чистом виде. Единственное, что выдаёт авторский субъективный взор, так это монтажная склейка — своеобразная последовательность и угол, под которым преподносится история.
Так, свою позицию мастер как нельзя точно определил в своих ранних лентах: в «Иисус, ты знаешь» статичная камера была закреплена на алтаре, перед которым склонились десятки верующих. Скорее, Зайдль — обратная сторона явления греческого театра, называемого Deus ex machinima, — нарочитого разрешения конфликта путём вмешательства внешних сил, божественного фактора. Австрийский режиссёр не обвиняет и не хвалит своих героев, не милосердствует и не гневается, не сочувствует и не отвергает. Сохраняя бесстрастность и хладнокровие профессионального документалиста, он просто пытается понять каждого, но в итоге приходит к тому, что человечество движется по тупиковому пути развития.
Исторически охота считается благородным занятием, достойным настоящих мужчин и кормильцев семьи. В этом есть что-то первозданное: щекочущее предвкушение, томительное волнение, адреналин, неприкрытое желание и будоражащая страсть, доводящая до дрожи в ногах. Герои фильма вскрикивают: «Я в изнеможении! Я на пределе», — далее следует блаженный выдох, палец скользит по спусковому крючку, вдавливая его в тело винтовки, отдача от выстрела бойко врезается в плечо, добыча падает, и накал спадает только с находкой входного и выходного отверстия пули в убитом животном.
Камера на протяжении фильма фиксирует едва ли не сексуальное возбуждение европейских гостей в африканской Намибии, приехавших поохотится за какие-то 20 тысяч евро на редчайших животных. «Застрели гну для уверенности, чтобы рука стала твёрже, а ты почувствовала себя уверенно», — даёт совет мать своей неопытной, непристойно хихикающей дочери. «Не переживай, первый раз всегда волнительный, и не каждый сразу попадает», — успокаивает отец зрелого потомка. Уже после их жертвами станут уотербак, зебра, жираф, которых непременно освежуют и выпотрошат. Однако в отличие от западноевропейских друзей, в стоимость путёвки которых входит честь не наблюдать за душераздирающим зрелищем, зритель будет вынужден взглянуть на суть вещей изнутри — в буквальном смысле. Это тоже часть правды.
Чем больше наблюдаешь за этим не театрализованным действием, тем громче в голове звучит ненавязчивый вопрос: кто здесь животное? Например, благородные представители «низших ступеней эволюционной пирамиды» сохраняют достоинство и честь, даже истекая кровью посреди чарующей саванны. Сородичи не покидают место вопиющего преступления и бесстрашно ждут неподалёку, пока подстреленный жираф подаёт признаки жизни и старается сопротивляться неминуемой смерти. Но вот уже некоторое время спустя охотники делают фото на память с испустившей дух жертвой на камеру новомодного гаджета. Не забудьте, пожалуйста, приправить трофей художественным штрихом в виде пучка живописной травы и пусть труп примет позу поприличнее. Пара щелчков, и вот она светлая память на долгую счастливую жизнь: в шляпах и без, с улыбкой и серьёзным выражением лица.
Цинизм, который считывается как нацизм. Даже форма охотников напоминает солдатскую униформу солдат завоевательной североафриканской компании 40-х годов. Владельцы гостевого дома непонимающе пожимают плечами, рассуждая, что банальная констатация фактов сегодня расценивается как расизм. Но всё-таки чёрные (так они называют здесь коренное население) по-варварски глодают кости и сухожилия. А ещё у них мышечная масса развита больше, чем у немцев, и пяточная кость имеет другое строение, что позволяет им бегать быстрее «если захотят». За что такая привилегия — непонятно. Ясно только, что убийство животных не является предосудительным занятием, потому что это миротворческая миссия. Убивая старых и слабых, люди дарят жизнь молодому и способному поколению.
Ульрих Зайдль не осуждает. Ульрих Зайдль не говорит о запрещённых темах и не раскрывает запретный плод. Он фиксирует действительность. А тот гнев, что может испытать зритель, выходя после сеанса, можно назвать поистине праведным. «Человек — это звучит гордо?»
Евгений Антипин
В российском прокате со 2 февраля 2017 года
Расписание и покупка билетов на фильм «Сафари»
