«Завод»: Рецензия Киноафиши
Юрий Быков популярен «в народе», то есть у аудитории молодых интернет-активных мужчин (так, он стал одним из немногих режиссёров, побывавших в шоу Дудя). В формировании культа принял деятельное участие «самый главный фанат» — убийца русского кино BadComedian, рассказавший о «Дураке» в своей рекомендательной рубрике GoodComedian. ЖКХ-триллер Быкова в рейтинге на «КиноПоиске» обходит «Левиафана» как по общему баллу, так и по количеству проголосовавших. Оба фильма вышли в один год, и оба оказались востребованы как «ультимативное высказывание» о «русской жизни». По ряду причин социокультурного характера во втором десятилетии нового века российская аудитория всё ещё ждет «последней правды» с экрана, большого художника-демиурга, который выйдет к толпе с кровоточащим шедевром в руках и всё наконец расскажет — как будто бы вида из окна на то же самое недостаточно. Как будто кто-то другой, уполномоченный населением и парнасскими музами, должен сделать работу по осмыслению и установлению причинно-следственных связей. В старомодные модернистские ожидания раз за разом попадают самые старомодные авторы, не замечающие изменившейся реальности и художественной парадигмы. Прямо сейчас на том же стереотипе «большого художника» катается Илья Хржановский; правда, его проект «Дау» доступен только в Париже (вызывая немало вопросов у западных изданий), и нужно очень сильно верить в возможность «величайшего произведения, закрывающего историю кино», чтобы потратиться на подобное путешествие.
Между реализмом и притчей Звягинцев с Быковым оба прижимисто выбирают «и то, и другое». Оба используют метафоры первого уровня, понятные широкому кругу зрителей. Оба не являются новаторами, наследуя утвердившейся, удобной как домашние тапочки концепции восприятия русского режиссера — первый отталкивается от архетипа «Тарковский» (модель для «интеллигенции»), а второй от архетипа «Балабанов» (модель «для народа»); неслучайно фильм «Дурак» посвящен создателю «Брата».
С кинематографической точки зрения «Завод» — лучшая работа Юрия Быкова, не такая вымороченная, как «Жить», не такая сырая, как «Майор» и не такая нарочитая, как «Дурак». Это работа зрелого, уверенного в себе мастера, почти до самого финала понимающего, что и зачем он делает. Гомеопатические дозы притчи растворены в реалистической фактуре. Метафоры едва уловимы и не путаются под ногами. Главный герой «Завода» — снова «дурак», «дурачок» (как ласково называет его оппонент в финале), бывший спецназовец или вроде того, человек со специальной подготовкой, озлобленный несправедливостью. Робин Гуд, поднимающий товарищей на восстание против произвола владельца. У него один глаз, как у Маддса Миккельсена в паре фильмов: в реалистическом измерении это следствие ранения на чеченской войне, в символическом — напоминание о том, что «в царстве слепых и одноглазый король». Аккуратная метафора, работающая и на визуальную ткань произведения — Денис Шведов в этом гриме напоминает жутковатого зверя (с картинкой в «Заводе» вообще неплохо: работяги в растянутой спортивной одежде могли бы стать частью показа Гоши Рубчинского).
Первые кадры «Завода» — постепенно оживающее в начале смены производство в плохо обустроенном цеху — напоминает о поэтической документальной картине Михаэля Главоггера «Смерть рабочего» (2005). Если мы всё ещё верим в возможность «закрыть тему» каким-либо фильмом, то покойный австрийский режиссер её закрывает; эта работа — наблюдение за тем, как в разных концах мира, по мере перехода к постиндустриальному укладу, тяжёлый физический труд превращается из первоосновы человеческой жизни в архаичный ритуал. Отправная точка «Смерти рабочего» — образ пролетария-гегемона из советской довоенной пропаганды, первый же эпизод — кадры из заброшенных шахт Донбасса, где уволенные люди с риском для жизни продолжают добывать уголь на продажу, и где спустя десять лет начнётся крупнейшая постсоветская война. Нам ничего не известно об истинных политических взглядах Юрия Быкова (и есть ли они вообще), но пару лет назад и он собирался делать кино о Донбассе — о территории, на которой советская идентичность вступила в противоречие с реальностью нового национального государства. «Завод» кажется частью того же контекста.
Не только Главоггер, но отечественные режиссёры в последние десятилетия затрагивали эту болезненную тему — бывший гегемон, низвергнутый историей и «диким капитализмом». Алексей Мизгирев в «Бубне, барабане» (2009) помещает свою героиню-библиотекаря в пространство шахтерского Дома культуры — покрытого мозаикой, обветшавшего древнего храма. Еще раньше сюжет, очень похожий на быковский, разыгрывался в «Магнитных бурях» (2003), последнем совместном фильме Абдрашитова и Миндадзе, в котором простодушный герой-рабочий терял себя в конфликте между сторонниками двух претендентов на фабричную собственность. Разменной монетой в олигархической игре становятся и герои картины Светланы Басковой «За Маркса…» (2012).
Тема не раз поднималась и в российском документальном кино — достаточно вспомнить «День шахтера» (2010) Андрея Грязева, снятый в тех же местах, что «Бубен, барабан», или выдающуюся работу Дарьи Хлесткиной «Последний лимузин» (2013), рассказывающую о коротком эпизоде оживления на умирающем ЗИЛе.
Попадая в этот кинематографический ряд, «Завод» немного теряется, кажется совсем неоригинальным и слегка заблудившимся во времени. Один из ключевых моментов — рабочие, захватившие владельца в заложники, требуют съёмочную группу с местного телевидения — вызывает затяжное недоумение. Казалось бы — наши дни, у всех мобильные телефоны, что может изменить сюжет по региональному каналу, эфира которого надо ждать до утра? В похожую ловушку когда-то попал российский ремейк «Горячих новостей» Джонни То — там интрига строилась вокруг круглосуточного телевизионного вещания из дома, захваченного бандитами, но к моменту релиза картины никаких прямых эфиров на отечественном телевидении уже не существовало.
Когда в 2014-м году вышел и стал откровением «Дурак», ещё не было ни Кемерово, ни Мангитогорска, инфраструктура страны ещё не сыпалась так каждодневно и зримо; не существовало ни ютьюба Навального, ни телеграм-каналов, не была налажена система быстрого оповещения общественности о происходящем в регионах. Сегодня любой «дурак» (то есть человек, не желающий играть по системным правилам и позволяющий себе резкие высказывания) при определённых данных и определённом желании может собрать огромную аудиторию — как Игорь Востриков, потерявший семью в «Зимней вишне», мгновенно ставший медиа-звездой, начавший было политическую карьеру и вещающий о своей новой жизни уже из Америки.
И если «Дурак» во многом опередил общественные настроения, то «Завод» скорее отстает от них — но это обстоятельство не снимает главный вопрос, поставленный «пацанским режиссером» Быковым (причем, вряд ли осознанно): что нам делать сегодня с постсоветским мужчиной, с остаточной маскулинностью, с неприкаянным пролетарием из советской пропаганды? Куда направить его энергию, чтобы она не превращалась в энергию войны, безнадёжного бунта, политического терроризма, в энергию саморазрушения? Здесь «Завод» снова встаёт в контекст российского документального кино — оперативного, неподцензурного и при этом отрефлексированного реагирования на происходящее в стране. Программа фестиваля «Артдокфест» в 2018-м году во многом была посвящена «мужскому» и «женскому» — причем если «женское» выглядело как поиск новых стратегий и новых активностей (женский футбол и другие необычные виды спорта), то «мужское» оказывалось апологетикой милитаризма, насилия и социальных иерархий.
Вся коллизия «Завода», если бы он хотел быть откровенным и злободневным, в сегодняшней реальности должна быть лишь прологом, а уцелевшие персонажи после потери работы могли бы наняться в ЧВК и уехать воевать в Сирию или ЦАР, как в документальном «Тыле». Но это было бы совсем другое кино, требующее мужества. Только где же его взять?
Мария Кувшинова
