«Варавва»: Рецензия Киноафиши

Первый век нашей эры. За решёткой в темнице сырой в тревожном ожидании Песаха, праздника, на котором народ выберет, кому из осужденных умирать, а кому жить, бесится Варавва (Павел Крайнов), собачась с трусливым Гестасом (Виталий Максименко). Поутру небольшая кучка малоактивных горожан пробормочут в сторону прячущегося от камеры Иисуса невнятное «Распни его» и будут таковы. А Пилат с пластмассовым лицом (Константин Самоуков) нехотя исполнит волю народа.

Но отпущенный Варавва, разумеется, в тень не спешит. Склонив голову, он шествует с процессией на Голгофу, примечает в толпящейся у распятия массовке свою избранницу Юдифь (Регина Хакимова) и немедленно осознаёт ужас содеянного. На обратном пути Варавва натыкается на мага-волхва с востока (Залим Мирзоев) и под его чутким руководством открывает для себя субботние и воскресные события, изложенные с большим отступлением от Нового Завета и даже от основных апокрифов.

Выпущенный в канун Пасхи «Варавва», дебютный полнометражный фильм рекламщика Евгения Емелина, примерившего на себя, кроме режиссёрской, роли сценариста и продюсера, сразу попал в невыгодное положение. В этот же день российскую премьеру картины «По воле божьей» Франсуа Озона (чей профессионализм, в отличие от профессионализма Емелина, вряд ли оспорим, что подтверждает хотя бы Гран-при минувшего Берлинале) с подачи минкульта перенесли на послепасхальные дни. Виной всему якобы неоднозначная проблематика — речь в картине Озона идёт о священнике-педофиле. И даже такие веские аргументы, как документальный материал, взятый за основу, и религиозность главного положительного героя не спасли работу французского режиссёра.

Тем забавнее видеть в прокате русский фильм, снятый по забытому сто лет назад роману беллетристки Марии Корелли, любительницы мистики, декаданса, травестированных сюжетов и неканона. Сам образ Вараввы, хрестоматийный архетип разбойника, нещадно трансформируется Корелли, и вслед за ней — авторами картины. Вначале Варавва просто злодей, совершивший преступление ради девушки, требующей золота. Затем он досадует о содеянном, останавливаясь на тошнотворном «все беды из-за баб». Чуть позже полностью берёт вину на себя. И его скептический взгляд на предрекаемое воскрешение Иисуса сменяется, наконец, безоговорочной верой.

Варавва, как известно, действительно совершил преступление, но сфера его деяний неизвестна, что позволяет допустить любую как личную, так и политическую мотивировку. В общем, сочиняй — не хочу. Но всё, на что хватило Корелли, а заодно и авторов фильма — повесить вину на женщин, сделав героиню Юдифь главным дьяволом-искусителем, подставившим не только Варавву, но и Иуду (околдованный чарами сестры, он предал Иисуса).

Впрочем, на неоднозначных трактовках сюжета вопросы не заканчиваются. Нервная камера, пустынные интерьеры и крымские пейзажи, призванные вдохнуть жизнь во взбалмошное повествование, — всё это вместе походит скорее на жгучую помесь драм Сарика Андреасяна и индийских сериалов второго ряда, но никак не на амбициозную и актуальную интерпретацию Священного Писания. Да и беспорядочная беготня героев, их натужные стенания, раскаяния, распри и слёзы едва ли помогают приоткрыть завесу тайн, которыми испокон веков окружена история главной книги.

В итоге Варавва оказывается почившим героем, чуть ли не самым истинным и бескорыстным служителем бога. Дать согрешившему шанс — дело, наверно, благородное. Да и отступление от канона только подкрепляет интерес — оно открывает пространство для осмысленной интерпретации и явно не повод клеймить произведение. Стоит вспомнить брутальную натуралистскую сагу Мэла Гибсона «Страсти Христовы» или даже классическую ленту Пазолини «Евангелие от Матфея», где полемический взгляд на библейскую историю поддерживался бескомпромиссной авторской позицией, масштабом культурных аллюзий и естественным для художника глубинным поиском, к которому через экранную поэтику, как правило, и подключается зритель.

Уже укоренившееся в российской киноиндустрии направление так называемого «доброго кино» становится всё серьёзнее, но, как и раньше, дежурно не справляется с задачей вытянуть сентиментальный авторский взгляд на оступившихся героев до заветного катарсиса. Фильм Евгения Емелина, увы, не исключение. Сборка живого, дышащего произведения требует от автора понимания элементарных механизмов, перекраивающих снятый на камеру материал в произведение искусства. Даже «Мастер и Маргарита» Бортко, на ершалаимские сцены которой «Варавва» эстетически ориентируется, сделаны куда более ловко и за счёт игры актёров, и ремесленнического профессионализма создателей: они способны заинтересовать, вовлечь зрителя. «Варавва» же остаётся невнятной любительской зарисовкой с простым выводом: мечта снять кино не всегда сбывается, даже если у вас уже есть сто пятнадцать минут картинки с говорящими в костюмах людьми, музыкой и титрами в конце.

Семён Грицай