«Вита и Вирджиния»: Рецензия Киноафиши

Вита Сэквилл-Уэст (Джемма Артертон), аристократка и писательница, ведет образ жизни, который большинству ее современников кажется вызывающим. Она состоит в браке с дипломатом Гарольдом Никольсоном (Руперт Пенри-Джонс), но при этом регулярно крутит романы с женщинами. Последний закончился тем, что Вита, переодевшись мужчиной, сбежала с любовницей за границу, и лишь давление консервативной матери (Изабелла Росселлини), угрожавшей отобрать у дочери детей, помогло вернуть ее домой. Гарольд, по взаимной договоренности тоже имеющий гомосексуальные связи на стороне, не отказывает жене в свободе, но вежливо просит, чтобы та хотя бы формально соблюдала нормы приличия.

Новым увлечением Виты становится писательница Вирджиния Вулф (Элизабет Дебики). Книги Сэквилл-Уэст продаются лучше, но она прекрасно понимает, что популярность – не всегда показатель качества. Вита проникает на вечеринку «Блумсберийского кружка», знакомится с Вирджинией и начинает открыто ее соблазнять: расточает комплименты, восхищается литературным даром, строчит любовные письма и зовет к себе в родовое поместье. Вулф не сразу откликается. Ее пугает все, что связано с телесной близостью, она психологически нестабильна и доверяет только семье блумсберийских единомышленников во главе с заботливым мужем Леонардом (Питер Фердинандо). Но в итоге старания Виты все же увенчаются успехом, и из этих сложных отношений родится «Орландо» - великая книга, центральный персонаж которой половину жизни проживает мужчиной, а половину – женщиной.

Картина британской постановщицы Чании Баттон выходит в российский прокат одновременно с биографическим фильмом про Элтона Джона «Рокетмен», из которого прокатчики по собственной инициативе вырезали сцены с однополыми поцелуями и сексом. «Виту и Вирджинию» такая участь, к счастью, минула, здесь все на месте, но без некоторой «коррекции» для российской аудитории все равно не обошлось: на постере, предназначенном для отечественных кинотеатров, Вирджинии Вулф дорисовали яркий макияж и жемчужные серьги. Ненакрашенные женщины у нас по-прежнему не котируются, будь они хоть трижды гениальными.

Справедливости ради стоит заметить, что искусственным украшательством отчасти занимается и сам фильм. Превращение Виты Сэквилл-Уэст в Орландо стало возможным не только благодаря богатому воображению Вулф. В реальности соблазнительница голубых кровей действительно была наделена неконвенциональной внешностью и одинаково органично смотрелась и в мужских, и в женских образах. В фильме это проявляется лишь в том, что умопомрачительная, но вполне традиционная по меркам эпохи красавица Джемма Артертон, в отличие от других героинь, часто ходит в брюках. С возрастом тоже вышла нестыковка. Реальной Вите, когда начался роман, было 30. Вирджинии – 40. В интервью Чания Баттон рассказывает о том, как важно показывать в современном кино взрослых женщин, но на роль давно замужней дамы и состоявшейся писательницы Вулф она все равно берет 26-летнюю на момент съемок Элизабет Дебики.

Все это, наверное, не имело бы никакого значения, если бы фильм справился со своей главной задачей – связать любовное и творческое в жизни женщин из того времени, когда эта связь была почти невозможной. Но в картине большая часть авторских усилий почему-то направлена не на саму историю, а на обрамляющие ее вещи: наряды, декорации, музыку. Британская художница Лорна Мари Муган проделывает колоссальную работу, создавая для обеих героинь авангардный гардероб, вдохновленный работами французской одесситки Сони Делоне. Он идеально отражает разницу двух темпераментов. Охотница Вита носит яркие костюмы с анималистическими принтами, недотрога Вирджиния кутается в пальто с пышным воротником, а из всей цветовой палитры предпочитает бледно-голубые и пастельно-бежевые оттенки. На вечеринке вместо популярного в 20-е годы фокстрота звучит вполне современная электроника, и она оказывается идеальным саундтреком для богемных встреч.

А вот сценарий, увы, напрочь лишен и авангардной смелости, и декоративного изящества. Его основу составляет переписка Виты и Вирджинии, витиеватые цитаты из которой вкладываются в уста героинь в качестве прямой речи. В результате две влюбленные женщины так и не говорят друг другу ничего внелитературного, бытового, да просто человеческого – сплошные «Эмоция создает в уме волну» или «Ваше перо околдовало меня». Талантливые актрисы изо всех сил пытаются придать этому обмену чистыми идеями какое-то прозаическое измерение и вывести Виту и Вирджинию за рамки биографического мифа, но, учитывая исходный материал, эта миссия кажется невыполнимой.

Любовные сцены настолько неизобретательны, что один и тот же набор движений, снятый с одного и того же ракурса, в кадре повторяется аж дважды – с образом жадной до плотских удовольствий Виты это совсем не вяжется. Еще топорнее выглядит визуальное изображение психического расстройства Вулф. Оно представлено романтическими галлюцинациями в виде распускающихся цветов, прорастающей сквозь стену зелени и атакующих героиню ворон (привет хичкоковским «Птицам»). Стоило ли браться за историю о рождении литературного шедевра, если режиссерских сил хватает только на то, чтобы заставить двух красивых актрис с выражением зачитывать отрывки из личных писем? Как там было у Вулф в романе «На маяк»? «Вот так, - думала Лили, набирая на кисть зеленую краску, - сочиняем за людей подобные сценки, и это у нас называется их «помнить», «знать» и «любить».

Ксения Реутова